Саня Григорьев воспринимался как живой персонаж. Бойцы фронтов Второй Мировой войны писали ему письма, спрашивали совета. Каково же было их разочарование, когда они узнавали, что это вымышленный персонаж. Книга «Два капитана» впервые увидела свет еще до войны. Первая редакция сильно отличалась от того произведения, за которое писатель получил Сталинскую премию. Наверное, если бы не война, если бы не работа фронтовым журналистом, второй том книги получился бы несколько иным. Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. Вероятно, если бы не война, заставляющая переосмыслить многие вещи, не было бы и «Открытой книги». Эту вещь восприняли неоднозначно. Один критик даже назвал ее придурковатой… Каверинские сказки тоже не совсем вписываются в привычную схему советской литературы. В них фигурируют хорошие люди, с добрыми и отзывчивыми сердцами, а пионеры они уже постольку поскольку.
Сказок бы тоже не было, если бы не случайности истории. Каверину всегда хотелось писать сказки. Еще будучи молодым человеком, он послал Горькому свое произведение и тот ответил: “…Мне кажется, что Вам пора бы перенести Ваше внимание из областей и стран неведомых в русский, современный, достаточно фантастический быт. Он подсказывает превосходные темы…”. Каверин вспоминает: «Юноша, получивший это письмо, не мог, разумеется, пройти мимо столь характерного для Горького “подсказа”. Со всей энергией я принялся за фантастическую повесть для детей. Один из ее героев носил железный пояс, чтобы не “лопнуть от зависти”, а другой так легко попадал соседу “не в бровь, а в глаз”, что приходилось немедленно вызывать “Скорую помощь”». Так сложился замысел сказки «Много людей хороших и один Завистник». Но понадобилось целых 37 лет, чтобы эта замечательная история увидела свет.
Современники вспоминают, что Каверин был необычайно легким человеком. Все ему удавалось, во всем везло. По меткому замечанию его друга Шварца, он был настоящим счастливчиком. И в отличие от многих других везунчиков, он умел радоваться этому. Он осознавал, что его жизнь протекает под счастливой звездой, и никому никогда не досаждал по поводу мелких и малозначимых проблем. В нем не было и толики страдания. И он, по наблюдению Шварца, не хотел вместе со всеми страдать, вглядываясь в чужие проблемы и творческие муки.
Казалось, что мимо него проходят проблемы и трудности его друзей. Баловень судьбы, Лауреат Сталинской премии, какое ему дело до тех, кого не любит власть? Сколь много представителей его поколения, вернувшись с войны, где они показали себя героями, снова стали обычными обывателями, испуганно прислушивающимися к шагам на лестнице и стуку дверей лифта. Но не таков был Каверин. При всей своей легкости и, как могло показаться, плоскости он был цельной личностью, верно следовавшей своим идеалам. В 1946 году вышло знаменитое постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». Михаил Зощенко и Анна Ахматова стали париями в советском обществе. Знакомые и бывшие друзья переходили на другую сторону, встретив их на улице. Не таков был Каверин, который мог в одночасье из любимца партии превратиться в такого же отщепенца. Его отношения с Зощенко, старым другом и товарищем по перу, не претерпели изменений. Они продолжали бывать друг у друга и прогуливаться по питерским улицам.
В 1954 году, сразу после смерти Сталина, на Втором съезде советских писателей Каверин во время своего выступления чуть ли не первым сказал о том, что в литературы должны быть возвращены имена, вырванные из нее сталинскими репрессиями. Именно он упомянул о Булгакове, имя которого было под запретом с 1940 года.
За спокойной внешностью и всегдашним хорошим настроением скрывались доброе сердце и мужественная душа. Он не зацикливался на мелочах, но старался осмыслить происходившие вокруг него события и дать им верную оценку.
Откуда такой несгибаемый характер, верность своему призванию и стремление искать все новые области для своего применения, а «не пришивать пуговицы к уже готовому мундиру» (выражение Льва Александровича)? Вероятно, корни этого нужно искать в семье, в детстве.
Каверин – это псевдоним писателя. Настоящая его фамилия Зильбер. Его отчество должно было бы быть Абелевич, поскольку его отца звали Абель Абрамович. Он был военным музыкантом, служил в Пскове. Потом ненадолго службу оставил, но снова вернулся в строй, когда началась война. Был ранен и лежал в госпитале. Он был яркой и интересной личностью, не зря же он стал почетным гражданином Новгорода. Его жена Хана Гиршевна держала магазин музыкальных инструментов. Он происходила из довольно состоятельной семьи, все члены которой имели небольшие магазинчик, торгуя то игрушками, как ее брат, то инструментами, как она сама.
Бизнес и служба не помешали этой семье родить шестерых детей. Все они стали яркими личностями, большая часть детей Зильберов оставили свой след в истории. Хотя, конечно, самыми яркими были Лев и Вениамин.
Лев Александрович. Известный вирусолог и великий ученый, чей неуемный ум искал все новые и новые области для своего применения. Он ездил в многочисленные экспедиции, проводил исследования. Защищал своих сотрудников сколько мог во времена сталинских репрессий. Впрочем, он был не так удачлив как брат – литератор. Ему пришлось пережить тюремные побои. Во время очередной лагерной пересылки осматривавшая его молодая доктор изумилась, что у него переломаны все ребра. Лев Александрович сказал, что это он так неудачно упал, и потом долго потешался над глупостью и наивностью молодого врача, сразу поверившей ему. За его плечами были тюрьмы, шарашки и лагерные экспедиции.
Имя этого ученого стало широко известно особенно после Второй Мировой войны. Именно ему Россия обязана появлению вирусологии как таковой. Его лаборатория впервые описала протекание энцефалита, определила, что источником заболевания является укус клеща и разработала от него вакцину.
Семья Зильберов была, скорее всего, из последователей Хаскалы. (Само слово на иврите означает «просвещение». Это движение среди еврейской интеллигенции, направленного на то, чтобы дать светское образование не только мальчикам, но и девочкам). Дети Зильберов закончили гимназии и университеты. Не будем забывать, что в то время это было не так-то просто. Во все учебные заведения существовала определенная квота на прием евреев. И в гимназию надо было еще суметь попасть. Так Вениамин сумел прорваться к знаниям только со второго раза, а его брат Александр, ставший в последствие композитором и взявшим по рекомендации Руслановой псевдоним Ручьев, поступил учиться с третьего раза.
Идеи Хаскалы навсегда остались с Кавериным. Уже, будучи пожилым человеком, в 1984 году он писал: «…Я инстинктивно стремлюсь (и всегда стремился) к задаче Просвещения, и не моя вина, что из этого до сих пор ничего не выходит». Ему хотелось поднять уровень советской литературы до высот Золотого века русской литературы. Он, не стесняясь, говорил о том, что за прошедшие шестьдесят лет русское слово стало только хуже, что ему уже никогда не дотянуть до интеллектуального взлет двадцатых.
Взяв себе псевдоним из «Евгения Онегина», он так никогда не стал повесой и пьяницей, любителем страстбургских пирогов и французских туфель, как пушкинский персонаж. Он знал, что «все прекрасное и редко и трудно». И в то же время мог разглядеть зерна истины у своих собратьев по перу. И не позавидовать, а оценить и превознести чужой талант.
Сказки Каверина похожи на своего создателя. На первый взгляд они кажутся простыми и незамысловатыми, понятными даже малышам. Но приглядевшись, понимаешь, что это ларчик с двойным дном.
Его персонажи запоминаются надолго и не оставляют, в разных ситуациях напоминая о себе и указывая путь добра и правды. Не смотря на светское образование и глубокую оторванность от национальной культуры каверинские сказки как никакие другие похожи на еврейские волшебные сказки, жившие в диаспоре начала XX века. Все черты, которые были присущи фольклору тех лет, тем крохам произведений, которые удалось собрать, присутствуют в произведениях советского классика.
Еврейский фольклор того времени не был неким самобытным явлением. Во-первых, существовал целый пласт чисто морализаторских благочестивых рассказов, призывавших молодое поколение изучать Тору. Но, кроме этого, были и настоящие волшебные сказки, впитавшие в себя фольклор тех районов Европы, через которое российские евреи двигались к своей черте оседлости. При этом еврейские золушки и ослиные шкуры приобретали свою специфику, отражающую особенности иудейского миросозерцания.
Начнем с короткой сказки Каверина «Песочные часы». Фабула проста: храбрая девочка Таня идет на некие жертвы для того, чтобы ее воспитатель и друг перестал быть «песочными часами», в которые его превратила Фея Вежливости, и стал нормальным человеком. Вначале действие разворачивается, вполне согласуясь с канонами волшебной сказки. Персонаж совершает плохой поступок и за этого его наказывают. Интересно отметить, что сила, которая его наказывает, Фея Вежливости, воспринимается как вневременной персонаж. Сорокалетнего мужчину она продолжает воспринимать как маленького наглого мальчишку. Объяснения Тани о том, что он уже давно вырос и сильно изменился, ее не интересуют. Для Феи важно, что движет Таней. Готова ли она ради друга отказаться от самого важного для себя? Готова ли она в чем-то себя ограничить, принести какую-то жертву? Именно эти вопросы роднят каверинские произведения с еврейским фольклором начал XX века. Эти же вопросы делают сказку близкой христианскому миропониманию. Фея Вежливости преподает Тане урок: пожалеть может каждый. Пожалеть и пройти мимо. А вот совершить Поступок, могут только очень сильные и цельные натуры. Таня оказывается именно таким человеком и благодаря ее самоотверженности происходит чудо. Во множестве своем еврейские фольклорные рассказы говорят о таких чудесах, совершаемых силой человеческого духа, верностью сердца. Эта сказка предлагает и нам задуматься, на какие жертвы и поступки мы готовы ради своих близких, делают ли эти жертвы нас чище и лучше, как каверинскую Таню.
Еще одна сказка, уже упоминаемая, «Много людей хороших и один Завистник». В ней вновь фигурирует все та же Таня. И снова ей приходится побеждать свой характер. Будучи превращенной в сороку, ей нужно суметь остаться человеком. И храбрая девочка не только справляется с этой задачей. Она еще и изменяет мир вокруг себя. Среди сорок-воровок она вводит моду на честность. Все некогда украденные и припрятанные в гнездах драгоценности возвращаются к своим владельцам. Таня организовывает школу сорочьих наук. Правда, открыть ее не успевает, поскольку снова превращается в девочку.
Интересно, что в этой короткой сказке уделено место духовному росту практически каждого персонажа. Мы не привыкли к вопросам: почему Кощей стал злым? В еврейском фольклоре роль Кощея традиционно исполняет волшебник Клостер (имя переводится как «монастырь» и хранит в себе, видимо, давнюю обиду евреев на преследовавших их по всей Европе монахов). И практически всегда ставится вопрос: почему он стал злым чародеем? Ответ однозначен: он позавидовал. Как Каин позавидовал Авелю, так и Клостер позавидовал своему коллеге по цеху или даже своему ученику. Эта зависть сделала его еще более могущественным. Он научился превращать людей в зверей и птиц, и даже в неодушевленные предметы. Эта зависть постепенно разъедала его изнутри, делая все злее… Именно такой путь проходит и Великий Завистник Каверина. Один раз он позавидовал другу. И эта зависть лишила его покоя. Он не желал никому добра и даже был вынужден носить пояс, который не позволял ему лопнуть от зависти. И вот тут в сказке Каверина проявляется особенное авторское начало. Во всех остальных сказках поверженный персонаж удаляется со сцены. Его побеждают, убивают. Так происходит и в другой сказке Каверина «О Мите и Маше, о Веселом Трубочисте и Мастере Золотые Руки». Злобный Кощей побежден отважными друзьями. В несчастную страну приходит благоденствие и никого уже не волнует, что случилось с весьма неприятной кощеевой семейкой. А в «Много людей хороших…» все по-другому. Великий Завистник – персонаж, заслуживающий жалости. Это – несчастный человек, запутавшийся и утопающий в своих проблемах. Только один человек любит его и привязан к нему. Это – дочка Лора. Именно она уводит его домой, когда Великий Завистник наконец-таки лопнул от зависти. «Он стал похож на воздушный шар, из которого выпустили воздух. Лицо его сморщилось, потемнело. Губы вытянулись, но уже не страшной, а беспомощной, жалкой трубочкой. И Лора увела его, потому что она была хорошая дочка, а папа, даже и лопнувший от зависти, все-таки остается папой».
Эта история, только на первый взгляд кажущаяся простым и легким чтением, открывает перед читателем целое поле для размышлений и для работы над собой. Ведь в каждом из нас живет частичка от Великого Завистника. И в каждой девочке есть частичка сороки, любящей все блестящее. Кто-то умеет оставаться верной как косолапенькая Лора, не предавшая своего отца, даже зная, что он – не хороший человек. Кто-то боится всего на свете как Петя, который в другой сказке, «Летающий мальчик», окажется «Воробьем с сердцем льва» и не побоится противостоять самому Господину Главному Ветру.
В сказках Каверина живут практически одни и те же персонажи. Они переходят одна в другую и иногда кажутся одним произведением разделенным на главы-истории. Но это не уменьшает их ценности. Скорее наоборот, размытые персонажи с каждой сказкой приобретают все большую целостность, становятся ближе и интереснее. И остаются с читателем на многие годы.
Анна Гольдина
