Hе знают они, что Tот, Kто говорил тогда во времена апостолов, Он же говорит и теперь во всем мире.
И не только это, но Он и в действиях Своих таков же есть и ныне, как был в то древнее время, как удостоверяет Сам, говоря, что как Отец всегда есть в Сыне, так и Сын в Отце, что как Отец Мой всегда делает, так и Я всегда делаю. Но, быть может, скажет кто, что совсем не одно и то же видеть самого Христа Господа телесно, как тогда видели Его апостолы, и слышать только слова Его, как слышим мы теперь и от других научаемся всему, что говорится в евангелиях о Христе и царстве Его. И я тоже говорю, что совсем не равно нынешнее тогдашнему, но что оно несравненно больше того, и удобнее приводит нас к совершеннейшей вере, нежели тогда, когда видели Господа телесно и слышали слово Его. Ибо тогда Господь наш являлся человеком простым, смиренным и уничиженным, каким и признавали Его неблагодарные иудеи, а теперь Он проповедуется нам Богом истинным.
Тогда обращаясь с людьми телесно, ел Он с мытарями и грешниками, а теперь сидит одесную Бога и Отца и питает, как веруем, весь мир, и не это только, но веруем и говорим, что без Него ничто не бывает. Тогда уничижали Его самые ничтожные люди, говоря: Не плотник ли Он, сын Марии (Мр. 6,3), а теперь поклоняются Ему цари и князья, как Сыну истинного Бога и Богу истинному, и Он прославлял и прославляет всех поклоняющихся Ему в духе и истине, хотя и наказывает иногда их, если согрешают, чтоб сделать их из скудельных и немощных железными и крепкими больше всех народов, сущих под небесами. Тогда почитали Его, как одного из людей, тленным и смертным, и было велико и дивно, если кто Его, когда Он, будучи Богом безвидным и невидимым, неизменно и непреложно принял вид раба чрез принятие тела человеческого и по всему был видим как человек, ничего не имеющий особенного от всех других людей, — ибо ел, пил, спал, утруждался, потел и делал все человеческое, кроме греха; было, говорю, велико и дивно, если кто Его такового с полною верою признавал Творцем неба и земли и всего, что в них. Почему, когда Петр исповедал: Ты Сын Бога живого, то Владыка Христос ублажил его, говоря: блажен ты, Симон, сын Ионин; потому что не плоть и кровь открыли тебе это, то есть чтоб ты, увидя истину, сказал так, но Отец Мой, сущий на небесах (Мф. 16,16.17). А ныне ничего в этом нет дивного, когда Господь Иисус проповедуется сущим во славе. Я даже полагаю, что кто ныне, слушая Христа, каждодневно взывающего к Нему во святых евангелиях и объявляющего волю благословенного Отца Своего, не повинуется Ему со страхом и трепетом и не соблюдает того, что Он ему заповедует; тот, если б и тогда был, видел Самого Христа и слушал Его учение, не уверовал бы в Него, боюсь даже — не стал ли бы поносить и злословить Его.
Так говорят те, которые более оплотенели и огрубели умом; а что говорят люди более их благовидные и почтенные? Эти говорят, что если б мы жили во времена святых отцов, то подвизались бы и мы. Ибо, смотря на добрую их жизнь и подвиги, подражали бы им. А ныне обращаясь с ленивыми и нерадивыми, и не хотя сообразуемся с ними и вместе с ними губим себя. Но и они, как вижу, не знают, что мы находимся в более безопасной пристани, чем святые отцы. Тогда было много ересей, много лжехристов, много Христоторговцев, много лжеапостолов, много лжеучителей, которые, шатаясь по градам и весям, смело сеяли плевелы лукавого дьявола и многих прельщали, опутывая их хитрословесием и увлекая в погибель души их. Что это истинно, можете увидеть из житий святого Антония, Ефимия и Саввы. О св. Антонии пишется, что когда настало гонение, то он, боясь, как бы кто из страха не отрекся от веры, вынужден был оставить пустыню и, вращаясь среди истязуемых, воодушевлять их своим присутствием. Опять и о св. Ефимии и св. Савве не написано разве, сколько они подвизались за веру и церковь против бывших тогда ересей? И сколько монахов было тогда прельщено и увлечено еретиками? Также во время св. Стефана Нового сколь тяжко и жестоко было гонение? Какая буря и какие волны возмущали тогда не монахов только, но и всех христиан? Когда же вспомню о том, что было прежде этого, во время Василия Великого, Иоанна Златоустого и других после них святых, то корю себя самого и скорблю о тех, которые, не подумавши обо всем этом, говорят приведенные выше речи. Не знают они наверное, что все прошедшее время было гораздо хуже настоящего, преисполнено бед и сетей лукавого. То правда, что и теперь немало еретиков, волков, аспидов и змей, вращающихся среди нас; но они не имеют власти явно нападать на нас, а скрываются во мраке злобы и лукавства своего, и только тех, которые сами входят во тьму их, восхищают и пожирают. А тем, которые ходят во свете Божественных Писаний и шествуют путем заповедей Божиих, они и навстречу выступить не дерзают, и если завидят их где-либо идущими, бегут от них, как от огня.
Но о каких это еретиках, думаете вы, говорю я? Об евномианах? Или арианах? Или духоборцах? Или савеллианах? Или аполлинаристах, или диоскорианах? — Нет, не об этих нечестивцах и безбожниках говорю я, и не о другом ком из прочих еретиков, которые появлялись как тьма, но исчезли от блеска светоносных святых отцов, в которых обильно воссияла благодать Святого Духа и разогнала тьму этих ересей, и которых богомудрые писания даже доныне светят паче лучей солнца, и никто не дерзает противоречить им. Но я говорю о тех еретиках, которые говорят, что в нынешние наши времена и среди нас никого нет, кто мог бы соблюсти заповеди Евангелия и быть, как были святые отцы, во-первых, верным и деятельным: ибо вера в делах обнаруживается, как в зеркале является подобие лица; а потом быть созерцательным или Богозрителем, то есть видеть Бога, через просвещение от Духа Святого, или приняв Духа, благодатью Его видеть Сына со Отцом. Те, которые почитают это невозможным, еретики и имеют не одну какую-либо частную ересь, но, можно сказать, все ереси; поскольку эта ересь нечестием и богохульством своим превосходит и затмевает все другие, и кто говорит так, извращает все Божественные Писания. Мне кажется, что такой тщесловесник говорит: тщетно ныне возглашается святое Евангелие, тщетно читаются, или даже тщетно написаны творения Василия Великого и прочих святых отцов наших. Ибо если невозможно нам сделать и соблюсти, что говорит Бог и все святые, которые сперва творили то, а потом написали и нам оставили в научение, то для чего трудились они писать это тогда? Для чего и теперь читается то в церквах? Не очевидно ли, что говорящие так запирают небо, которое отверз для нас Христос Господь схождением Своим на землю, и преграждают восхождение на небеса, которое обновил для нас Тот же Христос Господь? Ибо когда сущий над всеми Бог, стоя вверху как бы во вратах неба, и глядя вниз и бывая видим верными христианами, взывает через святое Евангелие: придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас (Мф. 11,28), эти богоборцы, или лучше сказать, антихристы вопят: невозможно это, невозможно. Таковых сам Владыка Христос велегласно обличает, говоря: горе вам, книжники и фарисеи лицемеры, горе вам слепые вожди слепцов, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите, и хотящих войти не допускаете (Мф.23,13.24).
Господь явно ублажает тех, которые плачут и проливают слезы ныне, в настоящей жизни; а эти говорят: невозможно ныне плакать и проливать слезы каждый день. О бесчувствие! О уста бездверные, испускающие нечестивый голос против Бога всевышнего и Христа Иисуса Господа нашего и в пасть хищного волка, дьявола, сталкивающие овец Христовых, за которых пролил пречистую кровь Свою единородный Сын Божий! Поистине хорошо пророчествует о таковых Богоотец Давид: сыны человеческие, у которых зубы — копья и стрелы, и у которых язык — острый меч (Пс.57,5). Скажи же мне, человече, почему невозможно каждодневно плакать? А святые чем другим просияли в мире и сделались светилами для него? Если б это было невозможно, то и они не смогли бы это сотворить; потому что и они были люди, как и мы, и ничего особенного пред нами не имели, кроме доброго произволения и ревности о всяком добре, терпения, смирения и любви к Богу. Так стяжи себе это и ты, и душа твоя, вместо окаменелой и ожесточенной, сделается источником слез; если же не хочешь сокрушаться и воздыхать, то не говори по крайней мере, что это дело невозможное. Говорящий так отрицает очищение: ибо от века неслыхано, чтобы без слез очистилась какая-либо душа, согрешившая после крещения: между тем как Бог, щедро дающий через святое крещение Духа Святого, отъял тем всякую слезу от лица земли. Впрочем и во время святого крещения, как читал я в писаниях святых отцов, некоторые из крещаемых в зрелом возрасте, в сильное приходили сокрушение благодатью Святого Духа и проливали обильные слезы, не горькие, но сладостные, не с трудом выжимаемые, но без труда свободно льющиеся и тихий покой вливающие в сердце. Те, которые сподобились делом испытать таковые слезы, признают истинным, что я сказал, и подтвердят то, как подтверждает свидетельство св. Григория Богослова, который, сказав: да приносит каждый из нас один то-то, другой то-то, и перечислив многое, наконец взывает: “все же — слезы, все чистоту, все восхождение вверх и простирание ниц”. Итак, в словах этих разделил ли Богослов одних, чтобы они плакали, а других, чтобы не плакали? И о тех сказал, что им возможно, а об этих, что им невозможно плакать? Или может быть, как вы говорите, что есть такие, которые естественно жестокосерды и не могут приходить в сокрушение и плакать, — не говорит ли того же и Великий Григорий? — Да не будет. Неестественно человеку не плакать, не рыдать и не проливать слез; ни этот святой или другой кто из святых не сказал так и не написал. А что всем человекам естественно плакать, да научат тебя самые рождающиеся младенцы, которые, как только выйдут из материнской утробы и упадут на землю, плачут и тем показывают, что они живы, а которые не плачут, подают мысль, что они не живы. Отсюда видно, что как только родится человек, имеет уже естественно плач и слезы. Это говаривал и святой отец наш Симеон Студит, что человеку должно с плачем прожить всю настоящую жизнь, с плачем и умереть, если хочет спастись и войти в блаженную жизнь. Плач, являющийся тотчас, как родится человек, показывает, что слезы суть неотлучные спутники настоящей жизни. Как еда и питье необходимы для тела, так слезы потребны для души; так что если кто не плачет каждодневно, — не говорю каждочасно, да не отягчу, — явно показывает, что у него душа в расстройстве и гибнет, как истощаемая голодом. Итак если, как доказано, плач и слезы суть спутники человеческого естества, то никто да не отрицается от этого естественного блага; никто да не лишает себя этого блага, по лености и нерадению; никто да не будет жестокосерд по злобе и лукавству, и по гордости души, и да не попустит себе низпасть в состояние жестокости камня; но да ревнует всяк, прошу вас, со всем усердием и тщанием держать плач и слезы, как заповедь Божию, и хранит их со вниманием в сердце своем, ограждая их там нищетою, смирением, простотою и незлобием души, терпением искушений и непрестанным поучением в Божественных Писаниях, каясь всегда и воспоминая свои прегрешения, — и никто да не радит об этом спасительном делании плача. Если же кто вознерадит об этом, разленясь и отчаясь во спасении своем, пусть не говорит по крайней мере, что это невозможно и для тех, которые ревнивы и тщательны. Говорящий так затворяет врата царства небесного: ибо кто говорит, что невозможно плакать и сокрушаться, тот явно тем утверждает, что невозможно и очиститься, а без очищения никто не спасается, никто не ублажается Господом, никто не узрит Бога.
Если же таковы бывают последствия для тех, которые не плачут по заповеди Господа; то как же, скажи мне, эта ересь не будет худшею всех других ересей? Но кроме того, из такого мудрования следует еще, что и самое воплощенное домостроительство Божие совершенно напрасно и без пользы, и проповедь апостолов бесплодна и бесполезна, и оглашения и поучения святых отцов, всегда подвигающие нас к плачу, тоже по ихнему напрасны. Для тех, которые так мудрствуют, все Божественное Писание, как вижу, стало бесполезно. Заткнули они уши свои и стали глухи, как аспиды, и все спасение свое, как думаю, полагают в одной внешней и видимой чинности христианской, а которые из них священники и монахи, — в черных рясах и шапочках, или даже в больших бородах и длинных волосах. Величаясь таким благообразием, они дерзают ставить себя и в число спасенных. Но пусть дерзают, пусть и утешаются всем этим, как и образом своего мудрования. Нагими предстанем мы суду Христову, чтобы каждому получить, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2Кор.5,10). Так каждый день громко взывает к нам Божественное Писание, хотя они и не хотят это слышать. Если же нагими предстанем мы на суд Христов, то где тогда будут эти облачения, какими покрываем мы теперь и украшаем тела свои? Где — эти блестящие рясы? Где изящные шапочки? Где щегольская обувь? Где разукрашенные пояса? Где величавые выступания? Где изысканные приветствия? Где председательства на собраниях? Где многорасходные трапезы? Где тщеславие наше, гордыня и властолюбие? Где просторные жилища, убранные будто покои новобрачных? Где неукротимое бесчинное веселье, бессмысленные разговоры и празднословие? Где святость наша, как величают нас и как любим мы быть величаемы? Где льстецы, которые величают нас святыми (говоря: святой отец), и стопы ног наших возмущают? Где чины, из-за которых рвемся мы опережать друг друга? Где хвастовство родством и знакомством с властями? Где слава мирская и украшение титулом мудреца нынешнего времени? Где ораторское искусство, из которого как из источника течет цветистая речь? Где тогда, или лучше сказать, где теперь мудрец, где книжник, где совопросник века сего, чтобы сесть нам вместе и посовещаться о том страшном дне и часе, все расследовать и рассудить и с самими собою и с Божественным Писанием, чтоб наверное определить, что может помочь нам тогда, и затем взяться делать то со всем усердием и ревностью.
Поистине, братья мои возлюбленные, великая нужда и теснота, великий страх и трепет обымет в тот час тех, которые, подобно мне, бывают здесь нерадивы и беспечны. Но блажен и преблажен тот, кто теперь считает себя ниже всякой твари, кто смиряется и сокрушается, плачет и рыдает дни и ночи пред Богом, потому что он в благоукрашении станет одесную Его.
Блажен и тот, кто услышав о всем этом, не воздыхать только будет, откладывая между тем исправление с ныне на завтра и продолжая бесполезно проводить время жизни своей; но, как только услышит Господа, призывающего: покайтесь, тотчас полагает начало покаянию. Ибо такой обретет милость, как послушный и благодарный раб, и не будет осужден с непокорными; но в настоящей жизни получит прощение во грехах, и облекшись силою благодати, победит все страсти и преуспеет во всякой добродетели, а в будущем веке сподобится неизреченных благ вместе с благоугождавшими Богу всегда, — чтобы и всем нам получить их благодатью Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу царство, сила и слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
949-1022 гг.
