Предательство и одиночество

XIX век – время осмысления русским обществом идей христианства. На многое хотелось взглянуть по-новому, переосмыслить, понять и примерить к окружающей действительности. В среде художников начинается увлечение книгой Давида Фридриха Штрауса «Жизнь Иисуса» и идеями Толстого. Мыслители и живописцы пытаются приблизить события евангельской истории, увидеть в них человеческие черты. Им уже не нужен академический героизм. Они ищут живого Бога. Им хочется разглядеть Его через века, через окружающую Его толпу. Задать свои вопросы и обсудить свои чаяния.

ge01

Николай Николаевич Ге был одним из таких художников. Он происходил из семьи обрусевших французов. Когда-то его дед, спасаясь от Французской революции, приехал в Россию. Отец художника стал помещиком в Киевской губернии. Своего сына, следуя традициям и представлениям о воспитании тех лет, он отправил учиться в гимназию. У мальчика были явные способности к занятиям живописью и рисованием, но никто не предавал этому особого значения. Ге больше увлекала математика, поэтому он поступил на физико-математический факультет Киевского университета, а потом перевелся в Петербург. Однако доучиться он не смог. Видимо, сама петербургская среда сыграла свою роль. В 21 год он бросает прежние занятия и поступает в Академию Художеств. Вся его дальнейшая жизнь будет связана с живописью. В ней будут успехи – малая золотая медаль за «Ахиллеса оплакивающего Патрокла» и большая за «Саула у Аэндорской волшебницы», поездка в Париж и в Италию. И неудачи – разочарование в своем таланте и выбранном пути, а также неприятие его картин властью и обществом. Тем не менее, именно неудачи сформировали из Ге того художника, чьи картины сейчас вызывают восхищение и интерес. Будучи в Италии художник пишет: «Нужно оставить искусство, и вот я оставил все». Глубокий кризис заставляет с детства религиозного Ге искать утешения в вере и заново открывать ее для себя. Он начинает усерднее читать Евангелие, размышлять. И это придает ему силы. Так появляется картина «Тайная вечеря», находящаяся в наши дни в Русском музее.

Художник потратил на ее написание всего два года. Он не делал множества этюдов, как его маститые предшественники Брюллов и Иванов. Он не тратил время на натурщиков и работу на пленере. Картина писалась сразу. Автор считал важным зафиксировать именно первое впечатление, самое яркое и непосредственное. В то же время нельзя сказать, что это работа так уж проста. Оказавшись на осенней выставке в залах Академии Художеств, он произвела фурор среди петербургской публики. Прогрессивная молодежь принимает ее на «ура», многие, в т.ч. Ф.М. Достоевский ругают ее. «Художника объемлет как бы суеверный страх того, что ему по неволе придется «идеальничать», что, по его понятиям, значит лгать, — — пишет великий русский писатель. – Чтобы избегнуть мнимой ошибки, он придумывает смешать обе действительности – историческую и текущею; от этой неестественной смеси происходит ложь пуще всякой. По моему взгляду, эта пагубная ошибка замечается в некоторых картинах господина Ге. Из своей «Тайной вечери», например, наделавшей столько шуму, он сделал совершенный жанр. Всмотритесь внимательнее: это обыкновенная ссора весьма обыкновенных людей. Вот сиди Христос – но разве это Христос? Это, может быть, и очень добрый молодой человек, очень огорченный ссорой с Иудой, который тут же стоит и одевается, чтобы идти доносить, но не тот Христос, которого мы знаем. К Учителю бросились его друзья утешать его; но спрашивается: где же и при чем тут последовавшие восемнадцать веков христианства? Как можно, чтобы из этой обыкновенной ссоры таких обыкновенных людей, как у господина Ге, собравшихся поужинать, произошло нечто колоссальное?.. вышла фальшь и предвзятая идея…». Надо сказать, что на неканоническую трактовку сюжета обратили внимание и в церковных кругах. Картину назвали «торжеством нигилизма и материализма», а цензура запретила ее копирование. В то же время Академия не может отрицать мастерства и таланта автора и он получает сразу звание профессора, минуя звание академика.

В наши дни уже трудно понять, что вызвало такой всплеск негативных эмоций по отношения к полотну. Нас не заденет за живое ни некоторое сходство Христа с Герценым, ни наличие общих черт с известным в то время певцом Кондратьевым. Может быть, в этой работе мы не найдем той глубины, которая была присуща предшественникам Ге, но зато в ней мы найдем отражение веры самого художника, его размышлений и сомнений.

ge02

Композиция картины строго организована, все выверено на натуре. Прежде чем писать картину художник сделал глиняный макет всей сцены и с ним сверялся, т.к. ему важны были пространственные отношения. Особенно важным художник считал освещение, контрасты света и тени – ими передается драматический смысл происходящего: он пропал бы не будь темной, затененной фигуры Иуды, по силуэту похожей на больного ворона, втянувшего голову в крылья, не будь больших теней от апостолов на стене. На самом деле именно такое световое решение получилось случайно. Свет неожиданно упал именно таким образом на смоделированную Ге композицию и пораженный художник тут же запечаьлел увиденное. В «Тайной вечере» действительно есть тайна и ночь, есть молчаливая драма раскола, расхождения бывших единомышленников.

Контрасты освещения, борьба тревожного света светильников и льющегося из окна холодного света луны, взметнувшиеся тени фигур, темпераментная манера усиливает впечатление тревожного ожидания.

Противопоставление Христа и Иуды, трагедия Учителя, предвидевшего отступничество ученика, но готового к самопожертвованию, — основа драматического конфликта полотна. Ге старается максимально осовременить картину. Может быть поэтому он делает Христа похожим на Герцена? И в то же время он не забывает об историзме. Глиняные сосуды на каменных плитах пола кажутся совсем не бутафорскими, а словно привезенными с раскопок города первого века.

Центральное место в картине занимает фигура Христа. В Его лице нет ни страха, ни волнения, только сожаление и грусть. Он с самого начала знал, что один из учеников станет предателем. Совсем по-другому реагируют апостолы. Петр, которого художник сделал похожим на себя, взволнован. Страх, ненависть, удивление смешались на его лице. Он не понимает, как такое могло произойти. Апостол Иоанн, написанный Ге со своей жены, тоже удивлен всем происходящим. Кажется, сейчас он броситься, чтобы остановить Иуду, объяснить ему, какое страшное деяние он совершает.

ge04

Перед нами история о предательстве и одиночестве. Преданный Учитель чувствует себя одиноким среди  непонимающих Его учеников.  Предавший ученик чувствует себя одиноким среди своих бывших единомышленников. В середине XIX века личность Иуды довольно много обсуждалась. Почему он предал? Неужели рядом со Христом мог так долго находиться скверный человек? Ге не оправдывает Иуду, но он пытается рассказать о личности и трагедии этого человека, обманувшегося в своих надеждах.

Уходящий из горницы Иуда – это иудей, не принявший Христа, еврей, жаждавший освобождения от римского гнета, мечтавший о свободе и независимости. Ему нет дела до сокровищ Царства Небесного. Он ищет счастья для своих близких уже сейчас, на земле. Сам Ге говорил, что Иуда не может понять Христа как материалист идеалиста.

ge05

Николай Николаевич еще обратиться в своем творчестве к этому персонажу. И снова перед нами возникнет образ одиночества. Вот что писал сам художник о полотне «Иуда. Совесть»: «Иуда мне представляется предателем, первообразом предательства при прогрессе, часто при совершенствовании, а оно есть у всякого желающего быть человеком. Старые низшие потребности, плотские, делают бунт и восстают на человека, и вот он по слабости уступает – вот и предательство. Я сделал так. Христа повели и ведут с факелами; группа эта очень далеко и скоро исчезнет; за ней бегут Петр и Иоанн. В большом расстоянии идет тихо Иуда. Он не может бросить, должен идти, но вместе с тем ему нельзя идти, и вот эта нерешительность выражается вполне в этой одинокой фигуре, идущей по той же дороге. Он и дорога залиты лунным светом, а группа удаляющегося Христа вдали по дороге освещена факелами. Ученики же бегут, еще освещенные луной, вот картина. Сегодня окончательно устроил; и все, и я сам чувствую, что правдиво, просто и вероятно…»

Непонимание и одиночество, ощущение отверженности Богом, масса других грустных чувств и мыслей наполняют этого человека. Какие вопросы ставит перед ним его совесть? Зачем предал? Или, почему не понял? А может быть, совсем простой вопрос: кому я нужен? Почему меня никто не любит и не понимает? Перед нами уже не человек, а некая тень, подобная призраку, направляющемуся в ад. Мы знаем, что Иуда выберет самый радикальный из всех возможных ответов, на мучившие его чувства и вопросы – самоубийство. За что он отдал свою жизнь? Принес ли он жертву? Или бросил свою душу Богу под ноги, как незадолго до этого бросил деньги под ноги первосвященникам? Художник не дает ответа на эти вопросы. Он предлагает задуматься зрителю. Не только поежиться, глядя на озябшую одинокую фигуру, но и задать вопросы своей душе о верности и предательстве, о вере и доверии.

Эта картина вновь возвращает нас к «Тайной вечере» и не только по тому, что является ее неким логическим завершением в той части, которая касается Иуды. Она призывает нас вернуться и к истокам собственных проблем и грехов. Фома Кемпийский говорил о том, что большинство людей готовы следовать за Христом только до Тайной Вечери. Таков и путь Иуды. Пока он не понял, куда же на самом деле ведет Учитель, он спокойно шел. Он думал, сомневался, задавал вопросы, но не выражал желания отойти. Но осознав, где находиться конечный пункт путешествия, он восстал… Результат этого восстания плачевен – он никому не нужен, он одинок. Он готов признать, что настолько плох, что даже его создатель не может дать ему прощения. Его личность умерла… Вероятно, она умерла еще тогда, во время последнего ужина… Наверное, поэтому он так похож на картине Ге на больного ворона.

ge06

Тема одиночества, предательства, богооставленности вообще близка творчеству Ге. Впервые он к ней обращается в уже упоминавшейся картине «Саула у Аэндорской волшебницы». Она вполне академична по изображению. В ней много театральности. Упавший на землю Саул заламывает руки. Ему плохо, страшно. Он одинок. Бог оставил его. Саул ищет поддержки у Самуила. Царь готов рискнуть: пройти незамеченным рядом с вражеским лагерем, обратиться к услугам волшебницы, что, естественно, не является проявлением веры. Но ему плохо и он хватается за последнюю возможность вернуть себе разум и душевный покой. Как и Иуда он выбрал неверный путь и эта дорога привела его в тупик. Для него уже нет никакого спасения. Современные психологи говорят о том, что Саул страдал маниакально-дипрессивным синдромом. По прошествии стольких веков смешно ставить диагнозы. Перед нами страдающий человек, обманувшийся в последней надежде. Все отвернулись от него, даже Бог. Почему так произошло? Где он прошел свою «точку невозврата»? Художник не даст ответа на этот вопрос. Здесь каждому зрителю предоставляется полная свобода в трактовке и понимании Священного Писания.

ge07

Тему страданий одинокой души продолжает и картина на исторический сюжет, «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Кто здесь преданный, а кто предатель? Из школьных учебников истории мы знаем, что предателем становиться сын. И мы снова возвращаемся к «Тайной вечере». Как похож царевич на Иуду. И не только черной одеждой, и не только «побитым» выражение лица. Он ведь тоже хотел как лучше. Он не рвался к власти. Царевич хотел блага и процветания для своей страны. Алексей мечтал о счастье для тех, кого любил. Глубоко религиозный юноша, он хотел сохранить православие в своей отчизне так, как он это понимал. Видевший отца, сделавшего императрицей простую служанку, он и сам хотел жениться по любви. А в результате принес гибель не только своей возлюбленной, но и их еще не родившемуся ребенку. Алексей искал понимания и честности, может быть, отцовской любви. А получилось, что он – Иуда и его удел – смерть. Он стоит перед строгим судьей и знает, что не будет ему пощады. В лице Петра не только сожаление, но и гнев, готовая вырваться на свободу ярость. Его сын, наследник, оказался предателем. Таким же дрянным человеком как и его мать… Каждый из них чувствует себя одиноким и оставленным. И в отличии от «Тайной вечери» в этой картине в сердцах обоих персонажей мы не найдем прощения или хотя бы снисхождения. Это два непримиримых врага, один должен уничтожить другого.
Интересно, что здесь оба персонажа выбирают путь Иуды. Алексей благими намерениями вымостил себе дорогу к уничтожению. А Петр готов убить собственного сына ради того, что считает правильным и незыблемым. Что должен испытывать человек, убивающий собственного сына? Не окажется ли он когда-нибудь как Иуда, одиноко стоящим на дороге, похожим на призрак, направляющийся в ад?

ge08

«Что есть истина?». Еще одна картина о противостоянии, о выборе и об одиночестве. Мы, читавшие Булгакова, знаем, что прокуратор не любил Иерусалим  и что у него болела голова… Современники Ге не привыкли к такому взгляду на Священную историю. Для многих из них был не понятен сознательный выбор художника, создававшего Христа ни как образец высшей духовной и физической красоты, порывавшего с тициановской и леонардовской традицией. Здесь все наоборот. Монументальная, словно сошедшая с постамента, фигура Пилата освещена солнечными лучами. В нем блеск и величие власти. Насмешливое самодовольное лицо выражает силу и уверенность. Христос же напротив грязен и жалок. Только взгляд говорит о Его несогласии. Но что может этот оборванец объяснить пресвященному владыке?

В Пилате блеск и величие Рима, образа жизни, воинской мощи и философии. В измученном побоями Спасители нет ничего. В отличии от «Тайной Вечери» здесь Он в тени. Та самая Истина, о которой вопрошает уверенный в своей образованности и интеллектуальном превосходстве Пилат, не демонстрирует внешнего блеска, не играет на солнце, как фальшивая драгоценность, а требует напряженных поисков. Она не всегда дает прямой ответ на каверзный вопрос, но всегда указывает путь к разрешению, поставленной проблемы.
Конечно, создавая эту картину, художник находился под влиянием Толстого. Великий русский писатель о полотне «Что есть истина?» написал следующее: «На картине изображен с совершенной исторической верностью тот момент, когда Христа водили, мучали, били, таскали из одной кутузки в другую, от одного начальства к другому и привели к губернатору, добрейшему малому, которому дела нет ни до Христа, ни до евреев, но еще менее до какой-то истины, о которой ему, знакомому со всеми учеными и философами Рима, толкует этот оборванец; ему дело только до высшего начальства, чтоб не ошибиться перед ним. Христос видит, что перед ним заблудший человек, заплывший жиром, но он не решается отвергнуть его по одному виду и потому начинает высказывать ему сущность своего учения. Но губернатору не до этого, он говорит: Какая такая истина? и уходит. И Христос смотрит с грустью на этого непронизываемого человека».

Как и в «Тайной Вечере» здесь один уходит, а другой остается. Пилат уходит совсем никак Иуда. В его сердце другие мысли и ощущения, но идет он, тем не менее, по направлению все к той же залитой лунным светом дороге, по которой нехотя бредет несчастный Иуда. В этой провинциальной Иудее он одинок и нелюбим… В его сердце нет жалости и он не требует жалости к себе. Он, воин, твердо знающий, где его истина и ему нет дела до поисков сердца и речей очередного еврейского проповедника.

Пилат уходит, а Иисус остается. Он печален и одинок… И теперь рядом с Ним нет даже учеников.

ge09

Продолжает тему одиночества неоконченная картина «Голгофа». Здесь уже нет противостояния, зато есть прямое обращение к зрителю. Весь ужас, вся мука, наполняющая фигуру Христа, взывают к тому, кто, казалось бы, должен быть сторонним наблюдателем. Фигуры второго плана невыразительны. Их задача лишь подчеркнуть страдание главного персонажа.

Вот к чему приводит предательство. Вот к чему приводит неправильный выбор. Здесь нет величия и показной скорби, присущей живописи академизма. Эта непринятая современниками работа выражает лишь чувства, эмоции, боль. Она взывает к состраданию и покаянию. Она идет в разрез с моралью и представлениями того времени. Но она является логическим продолжением «Тайной Вечери». Иисус отпустил Иуду из горницы и выбор был сделан. Грусть, тоска, одиночество, все это достигает своего апогея в этой незаконченной картине. Как бы повели себя ученики, если бы знали, что дойдет до такого? А как бы повели себя мы, зрители?

ge10

Завершает эту тему картина «Распятие». Она многократно переписывалась. Сохранилось множество этюдов и набросков. Наконец, художник избрал окончательный вариант. На холсте только две фигуры: Христос и раскаявшийся разбойник. О втором разбойнике и о ждущей его участи Ге уже все сказал и добавить ему было нечего.

А что было бы если бы Иуда поступил по другому? Что бы его ждало? Отчасти ответ на этот вопрос мы получаем в этой картине. Сам Ге писал: «И вот я представил себе человека, с детства жившего во зле, с детства воспитанного в том, что надо грабить, мстить за обиды, защищаться силой, и который по отношению к себе испытывал то же самое. И вдруг, в ту минуту, когда ему надо умирать, он слышит слова любви и прощения, в одно мгновение меняющие его миросозерцание. Он жаждет слышать еще, тянется со своего креста к Тому, кто влил новый свет и мир в его душу, но он видит, что земная жизнь этого человека кончается, что он закатывает глаза и тело его уже обвисает на кресте. Он в ужасе кричит и зовет его, но поздно…»

ge11

И снова перед нами картина о выборе… Однако мы знаем, что на этом история не заканчивается. В заключении вспомним еще об одной картине Николая Николаевича Ге «Вестники Воскресения». Картине странной и намного опередившей свое время и своего зрителя.

ge12

И снова перед нами свет и тень, первые лучи приближающегося рассвета и уползающие тени ночи. Мимо обломков креста идут ученики, спешащие из Иерусалима. Они не замечают Ангела, устремившегося к городским стенам. И в этой картине уже видится встреча в Эммаусе и «Камо грядеше?» будущих времен.

И еще ненаписанное стихотворение Д.С. Мережковского «Дети ночи»:

Устремляя наши очи
На бледнеющий восток,
Дети скорби, дети ночи,
Ждем, придет ли наш пророк.
Мы неведомое чуем,
И, с надеждою в сердцах,
Умирая, мы тоскуем
О несозданных мирах.
Дерзновенны наши речи,
Но на смерть осуждены
Слишком ранние предтечи
Слишком медленной весны.
Погребенных воскресенье
И среди глубокой тьмы
Петуха ночное пенье,
Холод утра — это мы.
Мы — над бездною ступени,
Дети мрака, солнце ждем:
Свет увидим — и, как тени,
Мы в лучах его умрем.

Заметьте, мы, зрители, в этой картине остаемся в тени. И нам самим делать выбор пойти ли с грустными учениками или устремиться в Иерусалим вслед за ангелом. Современники Ге предпочли тень. Эту картину не приняли и раскритиковали.

А примем ли мы весть о воскресении?

Анна Гольдина

Оставьте комментарий