Те, кто время от времени слушает в машине «Авторадио», или что-нибудь в этом роде, хорошо знают этот молодой и теплый голос. Неизменная гитара, легко запоминающийся мотив и добрые прекрасные строчки, задевающие сердце. Совсем недавно на всех подобного рода радиостанциях была в ротации его «Московская песня»: «Всю ночь на улице мело и за окном белым-бело». Машина пробуксовывает в снегу, видимость почти нулевая, бесконечные пробки, а голос из приемника тебя ободряет: «Пенсионеры и врачи, негоцианты и ткачи /В стихийном бедствии теперь одна семья/ И только бойкий карапуз/ Похожий на большой арбуз/ Сидит на санках, улыбаясь как и я./ Он знает точно: растает лед,/ В тиши полночной иволга запоет,/ И рыжею девчонкой, теплую ото сна/ В озябший мир придет весна». И думаешь, действительно, ведь когда-нибудь придет весна. А в детском саду тебя ждет свой собственный карапуз, которому нет дела до плохой видимости на дорогах. Он завтра будет кататься на санках и лепить снежную бабу.
С творчеством Сергея Трофимова, тогда звавшегося просто Трофим, я познакомилась в конце 90-х. Один мой друг, волей случая оказавшийся ведущим на «Радио Шансон», однажды позвонил мне и предложил всего пару минут послушать музыку, звучащую в эфире. «Ну, что я там услышу? Очередной Владимирский централ?» — возмутилась я и покрутила ручку приемника. И совершенно неожиданно услышала приятную мелодию в духе бардовской песни или городского романса: «Я скучаю по тебе как апостол по святым мукам/ Я скучаю по тебе, вот какая штука». Оказалось, что у этого исполнителя еще масса интересных произведений и во многих из них однозначно прослеживается религиозная тематика. Это было неожиданно! Мы стали просматривать его диски, искать в Интернете интервью. Так началось наше «увлечение».
Сергей Трофимов родился в Москве. Его мама — библиограф, бабушка — преподаватель Библиотечного института. Отца в детстве он не знал. Этот человек появился в жизни певца только, когда к Сергею пришла популярность. Трофимов с пяти лет поет. Учился в Московской Государственной хоровой капелле мальчиков при институте им. Гнесиных. В подростковом возрасте, участвуя в игре «Зарница», спрыгнул с какого-то высотного здания, которое в интервью именует просто трубой. Мальчишеская бравада закончилась семнадцатью переломами. Ему пришлось перенести множество операций, но, когда наконец-то сняли гипс, руки не действовали. Сергею пришлось бороться с бесконечной болью и заново учиться пользоваться ложкой и самостоятельно одеваться. О занятиях на пианино и игре на гитаре нужно было забыть. Однако не в характере этого парня было сдаваться. Ему удалось не только восстановиться, но и начать жизнь заново. В этой своей новой жизни он остался хулиганистым пацаном, наравне со сверстниками курящим в подъезде, употребляющим алкоголь и носящим совершенно несусветную одежду. Но теперь он стал писать песни. Самые первые родились в больнице. Их было некому записывать и они были еще совсем детскими и неловкими. Зато в школе новые произведения уже имели небывалый успех. Не стоит забывать, что звучали они в среде детей, прекрасно разбиравшихся в музыке, и даже в сильном подпитии распевающих Баха.
Впрочем, привязанность к алкоголю для Трофима, как и для многих музыкантов, не ограничилась только эпизодическими мальчиковыми попойками. В какой-то момент появились и наркотики. В одном из интервью певец говорит: «Жаждал осуществить эстетический прорыв, хотел испытать измененное сознание. Под воздействием наркотиков возникала совершенно иная реальность /…/ Начал я с опиума, кто-то из приятелей предложил покурить. Мне стало очень плохо. Но я был молодым дураком и считал, что наркотики помогут мне совершить прорыв в творчестве. Говорил себе: «Ведь наркоманами были многие великие рокеры!» И в ход пошли анаша, а потом эфедрин и джеф – сильный внутренний наркотик. Но на деле эффект от наркотиков был довольно обманчивым. Музыку, которая в наркотическом экстазе воспринималась как гениальная, в трезвом состоянии слушать было невозможно. Наркотики оказались очередной иллюзией.
С этим пора было кончать. И тогда я приехал к приятелю, приковал себя наручниками к батарее, а ключ отбросил подальше. Чтобы не было соблазна освободиться. Мы договорились, что друзья вернуться за мной через пару суток. За это время я должен был либо завязать с наркотиками, либо отдать концы… Пройдя через двое суток кошмара, я покончил с дурью навсегда. И целиком отдался музыке».
С 1985 года начинается музыкальная карьера Сергея Трофимова. Вместе с институтской группой «Кантор» он становится дипломантом Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Но совсем скоро Сергей бросает институт и отправляется петь в ресторан. Здесь он знакомиться с жизнью братков, «стрелками» и ОМОНом. Казалось бы, о чем может думать человек, живущий в такой среде? Но именно в прокуренном зале ресторана Трофимов встречает свою первую жену. И продолжает искать ответы на вопросы о смысле жизни, а не только о том, где заработать побольше денег.
В 1991 году усталый от депрессии и алкоголя Сергей Трофимов приходит в церковь. Отчасти к этому шагу его подтолкнуло чтение Владимира Соловьева, у которого есть мысль о том, что «христианство стало побудительной силой, благодаря которой состоялась русская государственность». В своих интервью на вопрос о приходе в церковь певец старается отвечать кратко: «Церковь мне была нужна. Шел 91-й год. Все тогда радовались, что наступила демократия. Для меня ясно, что демократия — это миф. Я понимал, что происходит смена вех, и перемены идут не в лучшую сторону. В молодости я никогда не боролся с коммунистическим совком путем рок-н-ролла. Понимал, что мы всегда были частью империи. Имперское сознание было впитано с молоком матери. Когда империя рушится, становится не по себе, уходит из-под ног почва. По моему глубокому убеждению, именно русская православная церковь когда-то создала Россию как государство. Мне хотелось найти опору в церкви. Поэтому я туда и пошел. А уж потом, в церкви, я совершенно неожиданно для себя познакомился с русским знаменным распевом и открыл потрясающий пласт русской культуры. Церкви я благодарен».
Приведенные мною слова были опубликованы в газете «Совершенно секретно». В этом же интервью Трофимов отшучивается, когда его спрашивают о желании оставить семью и уйти в монастырь. За всеми этими короткими фразами и улыбками скрывается тонкая чувствующая душа, встретившая Бога. Только в одном интервью мне удалось найти более-менее пространное описание этого периода в жизни Сергея.
«Работа в церкви не проходила даром. (1991-1993 гг. Трофимов был певчим и регентом – А.Г.) Вера моя с каждым днем все крепла и росла. Я избавился от душевного одиночества, почувствовав, что рядом Бог – Он во мне и со мной. В церкви я нашел то, что искал. Спустя еще полгода я решил жить по православным законам, стал соблюдать посты, даже курить бросил, вот только от выпивки еще не отошел.
И в один прекрасный летний день во время молитвы будто ключик во мне повернулся и что-то такое вышло… Словами описать не могу. Стыдом обожгло за прожитую жизнь, за то, что не щадил ни себя, ни близких, шел по краю, играя со смертью. И я понял, что такое любовь Господа. Это невыразимо, как всеобъемлющий свет.
После того озарения я решил податься в монахи. Поехал в Псково-Печерский монастырь к старцу просить благословения. Он меня выслушал, почитал мои стихи, и сказал: «Возвращайся-ка ты в мир. Место твое там. В монастыре есть кому и без тебя поклоны бить».
Пока ехал от старца почувствовал, что и с пьянством теперь покончено раз и навсегда, и больше не пил. Зато начал писать, творить, как будто меня прорвало.
Третий раз в жизни происходило мое исцеление. Только теперь – духовное. И тут же необъяснимым образом стал востребованным. Ко мне потянулись за песнями исполнители».
Сначала Сергей Трофимов пишет только для других, но со временем его продюсер Степан Разин предлагает выпустить сольный диск. Так появляется первый альбом «Аристократия помойки». Кажется, само название говорит уже за себя. Перед нами автор иронических куплетов на злобу дня. Альбом выходит в 1995 году. В это время этой самой «злобы дня» было предостаточно.
Трофим – некий собирательный образ, типа базарного петрушки, беседует в духе той самой карнавальной культуры, о которой писал М. Бахтин, с народом. Вместе с ним смеется и плачет, его критикует и жалеет. Всего этих самых «Помоек» выходит четыре. И с каждой автор меняется. Уже в первом диске появляются романсы. В них все больше реальной боли и глубины. Такова песня «Романс» (в диске «Я скучаю по тебе» — «Ты мой свет»), обращенная к любимой женщине. «Ты мой свет/Но я тебе не верю/ В храме нераскаянной души/ Заперты окованные двери/ Только ангел мечется в тиши/…./Слишком много до неба ступеней/ И когда я к Богу шёл, как мог/ Ты считала все мои паденья,/ Сберегая стройность белых ног». Перед нами одинокий мужчина, теряющий близкого человека. Кто знает, может это автобиографическая работа? Ведь именно в это время рассыпались и без того сложные отношения Трофима с женой. «И когда я, пьяный и безбожный,/ Резал вены погнутым крестом,/ Ты боялась влезть неосторожно/ В кровь мою нарядным рукавом».
Еще одна песня из первого альбома обращает на себя внимание – «В такую тьму». Она посвящена некоему другу Васе, другу Степана Разина. На первый взгляд она кажется типичным шансоном, но именно там есть следующие слова: «И я бегу, не ведая дороги…/ Куда бегу, ей-Богу, не пойму…/ Да и вообще, зачем я нужен Богу/ В такую тьму, в такую тьму?.» Перед нами встает образ крепкого мужика в красном пиджаке. В его жизни есть все: хороший бизнес, поднятый собственным здоровьем и собственными мозгами, деньги, женщины и машины. И внутренняя пустота и темнота. Столько достигнуто и кому теперь это нужно? Сколько талантливых людей, хороших и порядочных бизнесменов, да и просто работящих мужиков сломалось от этой внутренней невостребованности? Сколько из них заглушило безвозвратно свои души алкоголем и наркотиками? Может это и шансон, от которого принято воротить нос, но стоит задуматься, скольких людей он поддержал, напомнив, что не тебе одному плохо и что стоит приложить усилие, чтобы прорваться к чему-то более светлому.
В 1996 году выходит альбом «Эх, я бы жил…». Продавцы «аристократического» пения посчитали его провалом. Но зато перед внимательным слушателем предстал новый Трофим, в котором уже почти нет следа от прежнего балаганного Петрушки. Здесь появляется песня «Осень», которая еще несколько «косит» под шансон: балайка, бубенцы, игривость исполнения: «В эту осень всё будет иначе:/ Станет жизнь и добрей, и умней./ Что же ангел небесный так плачет/ Над душой окаянной моей?»
В этом же диске появляется песня «В те дни» в стиле городского романса, нежная и лиричная: «Когда уста, привыкшие к злословью,/ Произнесут молитву к небесам/ И мудрый Бог с доверчивой любовью/ Меня простит — за что, не знаю сам,/И станет всё нелепым и неважным,/ И я пойму, что в нищете своей/ Я на земле был счастлив лишь однажды:/В те дни, когда она была моей…»
Так от диска к диску появляется тот Сергей Трофимов, которого сейчас знает и любит множество слушателей, который играючи собирает концертные залы и стадионы. Среди его почитателей уже не только братки, водители такси и простые мужики, которых принято считать целевой аудиторией шансона. На его концертах можно встретить не только офисный планктон и сороколетних дам, томно вздыхающих, глядя на «сексапильного мужчинку». Неожиданно на соседнем кресле вы можете увидеть университетского профессора, которому самое место на концерте в консерватории, или православного священника с окладистой бородой.
Ведь практически каждому христианину могут быть близки слова из песни «Пасха»: «Разгулялся, распогодился денёк,/ Солнцем дышит поднебесье,/ А по-над землёю стелется дымок/ Невесомой талой взвесью./ И бабульки светят в церкви куличи,/ И щебечут беспокойные грачи,/ И “Воистину воскресе”». И там же говориться о том, что «Бог простил меня за то,/ Что я, дурак,/ Жизнь примерил наизнанку». В своих произведениях Сергей Трофимов уже в открытую говорит о том, что только любовь и вера могут пробить ту самую тьму, в которой кажется, что ты уже не нужен даже Богу.
«Когда окончится война/ Единой верой, милосердьем,/ Любовь останется одна/ Для всех религией последней./ И век из века без любви/ На этой маленькой планете/ Мы были вовсе не враги,/ А просто брошенные дети…/ Мама, я вернулся домой/ Мама, я вернулся живой…» Сколь много людей, обретших смысл жизни в вере и церкви, могут сказать, что эта песня и про них.
В заключение приведу строки еще из нескольких песен Сергея Трофимова.
«Я уже устал»: «Я уже устал от распада и тлена,/ Хочется творить каждый день по весне./ Радугой бы выкрасить серые стены,/ Чтобы белый свет не терялся в окне./ Я хочу любить — разве это так сложно:/ Видеть вместо масок доверчивость лиц?/ И тогда, наверное, станет возможно/ Научиться жить у деревьев и птиц».
«Вот и все»: «Я знаю, чем дорожить,/ Мне есть, кого уважать,/ И я учусь не плевать на дорогу…/И от желания жить/ В душе звучит благодать,/ Однажды в мир обронённая Богом…»
«Ты не бойся»: «Не ищи себе оправдания в уходящем и ускользающем/ Небеса открывают знание исповедниками и прощающим/ Просто жить уже не получится,/ Если внял откровенью Божьему/ Правда станет твоей попутчицей в постижении невозможного/ Ты не бойся,/ Боль не навсегда/ Вон, уж стражник взял копье…/ Ты не бойся,/ Крест любовью дан/ Во спасение твое».
Нельзя сказать, что все творчество Сергея Трофимова только о вере. В нем много песен о простой человеческой любви, о любимых женщинах. В новых альбомах появляются произведения, явно написанные для корпротивов. Однако они не мешают восприятию действительно хороших песен, когда душа поэта говорит с душою слушателя и отзывается в ней светлыми нотками. И пусть это — не «высколобо» и пусть это – «плебейский шансон», но это песни о том, что «мы будем жить»! «Все не ладится бывает/ Словно воск надежда тает/ И душа не верит в чудеса/ Мир неправ, жесток и тесен/ Он тебе неинтересен/ И тогда ты смотришь в небеса/ В этот миг, сам того не сознавая,/ Ты опять рождаешься на свет/ И любовь в этих муках оживает,/ Чтобы вновь исполнить свой завет/ Будем радоваться божьему в людях/ И добром дорожить/ Будем ради тех, кто дорог нам/ Будем жить!»
Анна Гольдина
