— Отче, Ваше имя – Иакинф звучит не по-французски…
— Это мое монашеское имя. Его дали мне, когда я вступил в Орден. Оно типично доминиканское, поскольку одного из первых братьев, сотрудника святого Доминика звали Яцек, он был поляк и по-польски это имя звучит именно так. Позже его носили многие доминиканцы. По-французски оно звучит как Ясент (Hyacinthe). Во Франции это очень редкое имя. Когда я так представляюсь, большинство сразу понимают, что это монашеское имя.
На самом деле оно греческое и звучит как Гиацинт. Но в России я решил использовать русскую форму этого имени. Хотя и люблю цветы, я все же предпочитаю, чтобы меня называли Иакинф.
На самом деле мой покровитель не святой Яцек, который родом из Польши, а французский доминиканец Ясент-Мари Кормье (Hyacinthe-Marie Cormier), причисленный к лику блаженных в 1994 году, когда я вступил в Орден. Он был провинциалом доминиканцев во Франции в начале ХХ века, а затем стал генералом Ордена. Поскольку его беатифицировали в год моего вступления в Орден, провинциал предложил мне взять это имя, и я согласился.
Мои же родители назвали меня Лоран, под этим же именем меня и крестили. По-русски это имя звучит Лаврентий.
— Расскажите немного о своей семье. Насколько позволяет знание французской литературы, фамилии с приставкой «де» указывают на дворянское происхождение.
— Да, действительно моя фамилия дворянская, но после Французской революции предки решили соединить фамилию с приставкой, и теперь она пишется слитно.. Мои предки жили в Шампани, в Орлеане, в Париже. Мои бабушки и дедушки, мои родители, да и большинство моих ближайших родственников живет в Париже.
Что касается моих родителей… Они, к сожалению, недавно умерли: отец в августе, а мать в ноябре позапрошлого года. По французским меркам они были достаточно молоды. Именно родители заложили основы моей духовной жизни.
Мать была очень верующим человеком. Много лет преподавала в воскресной школе. Всю жизнь она посвящала своим детям. Никогда не думала о себе и это пример для меня. По образованию она была художницей, закончила Академию Художеств. Рисовала и преподавала живопись.
Отец был инженером. Он привил мне интерес к России. Он знал русский язык, потому что в начале своей карьеры работал над созданием космического оборудования во Франции и в Америке (мои родители несколько лет жили в Вашингтоне). Тогда было очень много контактов с Россией. Он очень любил эту страну.
У моих родителей было шестеро детей. Я пятый ребенок в семье и единственный мальчик, все остальные девочки. Моя старшая сестра, Катрин, одна из лучших альпинисток в мире. Она широко известна во Франции. Живет в Альпах, организует экспедиции в разных странах мира. Вторая сестра пианистка. Она живет в Париже, дает уроки музыки. Третья сестра скрипачка и работает в Брюсселе в Национальном оркестре Бельгии. Четвертая живет в Париже, работает в журнале «Le Monde» и живет на Rue de Moscou, на Московской улице. Пятая – врач. Она живет в Марселе, на юге Франции. Все сестры замужем и почти у всех есть дети. У меня десять племянников.
Семья играет в моей жизни важную роль, потому что я – единственный брат для них. Я считаю, что и с духовной точки зрения необходимо поддерживать отношения. Тем более, что после смерти родителей мы остались сиротами. Поэтому я стараюсь каждые 14 дней общаться с сестрами через Интернет. Хотя я знаю, что моя главная семья – это доминиканский орден.
— Не могли бы Вы рассказать как стали доминиканцем? У Вас в семье были священнослужители?
— Я из католической семьи. У меня в семьи были монахи из других Орденов и епархиальные священники. Важную роль в моей жизни сыграл хор мальчиков «Les Petits Chanteurs a la croix de bois» (Маленькие певцы с деревянными крестами), в котором я пел. Это было с 9 до 13 лет. Я жил в церковном пансионате недалеко от Парижа. Мы каждый день пели во время мессы. В течение многих лет я жил в литургической атмосфере. Могу сказать, что это основа моей религиозной жизни.
— А как Вы попали в этот хор?
— Когда мне было 9 лет, моих родителей и меня пригласили на концерт этого хора. В конце программы объявили, о том, как можно в него поступить. Я очень любил и люблю музыку, и попросил родителей разрешить мне поступить в этот хор. Они согласились.
В течение недели я жил в церковном пансионате, а на выходные возвращался домой. Это было очень важно для моего духовного становления и для того, чтобы появилось желание стать священником. В тоже время это и основа моего понимания Литургии, потому что мы жили в литургической атмосфере. Это и основа моего интереса к иностранцам, потому что мы очень много путешествовали. Будучи еще совсем юным, я имел возможность посетить множество стран в Европе и Америке. Мои первые шаги в России я тоже сделал благодаря этому хору. Это было в 1983-м году. В рамках обмена с хором советского телевидения мы дали концерты в Ленинграде и в Москве. У меня даже сохранилась видеозапись этого выступления.
— Какие у Вас остались впечатления о Ленинграде образца 1983-го года?
— Мы проехали по всему Невскому проспекту, посетили Эрмитаж, Смольный. Это были мои первые шаги в этом замечательном городе. Незабываемые шаги.
Я тогда не думал, что вернусь сюда как священник. Об этом думать еще было рано. Но когда я слушаю записи нашего хора, сделанные здесь, мне кажется, что для меня это был знак Бога.
— Как сложилась жизнь после хора?
— Когда мне было 18 лет, я познакомился с доминиканцами, и практически каждый день ходил на их службы. В 19 лет я решил вступить в Орден. К тому времени я уже учился на факультете политологии, и доминиканцы посоветовали мне закончить образование. Так я и поступил. Мне очень нравилось там учиться, поскольку это давало возможность много путешествовать. У нас были различные стажировки. Несколько месяцев я жил в Лондоне, два месяца в Южной Африке, как стажер во Французском посольстве. Кроме того, я с детства интересовался политологией, потому что мне всегда было интересно, как можно организовать жизнь людей с экономической, юридической и философской точки зрения. Это также дало мне возможность познакомиться с какими-то узкими направлениями и создало новый образ науки.
После окончания факультета я год отслужил в армии, был матросом на авианосце «Фош» (Foch). Это был важный опыт, потому что я служил на корабле, где вместе живут 2000 человек. Мне очень повезло, потому что там был капеллан, который каждый день служил мессу, и я имел возможность каждый день причащаться и прислуживать у алтаря, что не всегда возможно во время службы в армии.
— Как-то Вы рассказывали, что перед уходом в монастырь «дикарем» поехали в Израиль.
— Это было уже после окончания учебы, мне было 23 года. Я подумал, что у меня, после вступления в Орден, будет мало возможностей путешествовать, и поэтому решил, что мне нужно посетить Святую Землю. Я практически ничего и никого там не знал. Разве что только местных доминиканцев. Там был доминиканский дом св. Исайи, который был в Западном Иерусалиме и доминиканская Библейская и археологическая школа в Иерусалиме (L’École biblique) в Восточном Иерусалиме.
Тогда я провел несколько недель в доминиканском монастыре, где все богослужения совершались на иврите. Мне было очень интересно увидеть как братья-французы, получившие израильское гражданство, живут в Израиле. Я был поражен тем опытом, как они сумели ассимилироваться и жить вместе с израильтянами. Впрочем, у них были не простые отношения с L’École biblique, находящейся в арабской части, и можно понять почему.
Надо сказать, что я был крещен, когда мне было несколько недель мелькитским священником в Париже, который был другом нашей семьи. Он венчал моих родителей, он отпевал их, он венчал моих сестер. Благодаря нему, у меня было несколько адресов, где я мог остановиться в Палестине среди тамошних христиан. Благодаря моим братьям-доминиканцам из дома св. Исайи у меня была возможность остановиться в нескольких кибуцах.
Я приехал ночью в Иерусалим и хотел сразу идти, подобно крестоносцам, к Храму Гроба Господня, но заблудился и в итоге завершил свой поход в комиссариате полиции. Я, как выяснилось, забрел на закрытую территорию. Потом все же мне представилась возможность провести ночь у гроба Христа.
В течение месяца я посетил множество мест в Израиле. Особенно интересно было общаться с доминиканцем отцом Жаком Фонтеном (Jacques Fontaine), который был лицензированным гидом. До сих пор вспоминаю, как он меня сопровождал в разных уголках Святой Земли. Он во всем находил богословский смысл, открывая богословие через географию. Я мечтаю, что бы однажды мы организовали приходское паломничество в Израиль.
— Решение уйти в монастырь, стать доминиканцем, давалось тяжело?
— Мне было нетрудно уйти в монахи. Это было моим единственным желанием еще тогда, когда я изучал политологию. Мне казалось, что мое призвание в том, чтобы стать доминиканцем, потому что любил этот Орден.
Во-первых, я хотел жить в общине, потому что это дает возможность постоянного обращения. Жить в общине не так просто. Каждый день ты стоишь перед выбором – и это путь обращения. Во-вторых, в этом Ордене меня привлекала интеллектуальная жизнь, я хотел использовать свой разум в поисках Бога. Это было для меня всегда важно. В-третьих, мне нравилась в этом Ордене глубокая литургическая жизнь. Это играло существенную роль, потому что с детства я привык к музыке, и использование языка искусства было важно для молитвы. В-четвертых, меня привлекала миссионерская направленность. Проповедь, миссия, контакт с людьми! В отличие от созерцательных Орденов доминиканцы не живут постоянно в одном монастыре.
Я каждый день благодарю Бога за то, что Он дал мне возможность познакомиться с этим Орденом. И я с каждым днем люблю его больше.
— Как появился интерес к России, вылившийся в то, что Вы приехали служить сюда?
— Еще до того как я вступил в Орден, мне очень нравилась литургия и я хотел развивать свой интерес к ней. В том монастыре, где я проходил новициат, жил отец Андре Гуз (Andre Gouzes), который написал много песнопений. Он, зная мое увлечение, а я тогда увлекался грегорианским песнопением, посоветовал мне обратить внимание на русскую литургическую традицию и изучить русский язык.
У него были друзья в России, и это позволило мне каждое лето приезжать сюда. Я сопровождал группы французских студентов, которые приезжали в Россию, на учебу или для знакомства с этой страной. Таким образом, каждое лето я изучал русский язык в Москве и в Санкт-Петербурге. Эти занятия продолжились и потом.
Накануне моих вечных обетов мой провинциал сказал, что он встретился с магистром Ордена, отцом Тимоти Рэдклиффом, который в то время искал братьев для работы в России. Провинциал рассказал ему обо мне. Таким образом, я попал в списки волонтеров для служения в России. Это было давно, в 1997 году. После этого я знал, что Господь меня ждет где-нибудь в России. И я пробовал подготовиться к этому призванию, глубже изучая русский язык.
Тогда же, по рекомендации своих наставников, я начал обучение в Свято-Сергиевском институте в Париже, потому что я хотел познакомиться с русской православной богословской традицией. Я учился там параллельно с учебой в католическом учебном заведении и со своей доминиканской формацией. Таким образом, я окончил два института одновременно. Одновременно защитив бакалавриат, лиценциат и докторат в рамках доминиканской и православной учебы.
Как отнеслись православные к тому, что у них учится католический монах?
— В Свято-Сергиевском институте меня приняли хорошо, так как сразу увидели, что я искренне интересуюсь православием. У меня были даже дружеские и братские отношения с несколькими из студентов и преподавателей. Надо сказать, что большинство этих православных появилось во Франции после русской революции, и они привыкли к общению с католиками. Они живут как меньшинство и видят свое призвание в том, чтобы способствовать улучшению отношений между католиками и православными, поэтому они достаточно открыты. Общаться с ними мне было легко. Могу сказать, что для меня этот период был очень важен и с человеческой, и с научной, и с духовной точки зрения.
— Несколько лет назад Вы учились в Санкт-Петербургском государственном университете…
— В 2003 году мой провинциал, спустя два года после рукоположения, разрешил мне приехать в Россию, при условии, что я здесь продолжу свое обучение. Благодаря отношениям между Сорбонной и СПбГУ я смог поступить в аспирантуру на философском факультете на кафедру религиоведения. Где учился два года и защитил кандидатскую диссертацию.
— Вашему перу принадлежит книга «Поместный собор Российской Православной Церкви 1917-1918 годов», изданная издательством Крутицкого монастыря. В публикациях Вас называют крупным специалистом по этому периоду истории Православной Церкви, ссылки на Вашу работу считаются обязательными.
— На Западе мало занимались этой темой, но сейчас в России существует много исследователей. Когда десять лет тому назад я начинал работать над этой темой, то имел возможность познакомиться, с тогда еще просто отцом, Иларионом (Алфеевым), который был секретарем Отдела Внешних Церковных Связей Московского Патриархата. Я знал, что мои начальники хотят, чтобы я защитил докторскую диссертацию. Однако я не хотел, чтобы это было просто научное сочинение, мне хотелось чтобы у него была практическая польза. Именно о.Иларион посоветовал мне поработать с архивами Собора 1917 года, который можно сравнить со Вторым Ватиканским собором. Он мне посоветовал поработать над темой высшего духовного образования.
Все мои исследования были посвящены реформе духовной академии в России после этого поместного Собора. Благодаря ним я сумел познакомиться со многими направлениями деятельности Русской Православной Церкви. Для себя я особенно отметил интерес этого Собора к диалогу с католиками. Плоды этого Собора сохранились среди русских эмигрантов во Франции, особенно в Свято-Сергиевском институте.
— С кем из православных лидеров Вам удалось встретиться, познакомиться?
— Несколько лет я был директором парижского центра «Истина» и в своем издании мы давали слово известным и значимым православным и греко-католическим иерархам. Таким образом, у меня была возможность познакомиться с разными людьми. Среди них был нынешний Патриарх Московский, а тогда митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). Я брал у него интервью. Потом он посетил наш центр «Истина» в Париже. Это был необыкновенный опыт. Так же я брал интервью и у митрополита Даниила, который затем стал Румынским Патриархом.
— Расскажите о Центре «Истина».
— Этот центр был основан в Париже в 1927 году, больше 80 лет тому назад, как русский центр доминиканских исследований. После русской революции все католические семинарии в бывшей Российской империи были закрыты, и необходимо было создать новые. Папа Пий XI попросил заняться этим французских доминиканцев. Таким образом, во Франции появилась русская католическая семинария. В 1923 году были назначены братья, которые изучали русский язык и обучали семинаристов из России. Также эти доминиканцы помогали русским эмигрантам в Париже.
После нескольких лет братья решили открыть при этой семинарии центр исследований, потому что здесь была большая библиотека, и они попробовали познакомить французских католиков с русской традицией. Этот центр способствовал выстраиванию отношений между французскими католиками и русскими православными. Можно назвать известных доминиканских братьев, таких как о. Ив Конгар, о. Дюмон или о.Ле Гию, которые сотрудничали с этим центром. Все эти братья стояли у истоков диалога между католиками и православными во Франции.
Вести этот диалог о Франции это было удобно и легко, потому что в Париже жило много православных богословов и философов, открытых к общению. С католической стороны тоже были такие богословы. Они хотели возродить в Католической Церкви интерес к патрологии. Это была общая платформа для диалога между православными и католиками.
Этот центр самый старый и самый важный экуменический центр во Франции. Он сыграл значительную в работе Второго Ватиканского собора. Особенно при подготовке Декрета об экуменизме. Это был монастырь, где жили братья, которые играли важную роль в развитии православно-католического диалога, такие как о. Кристоф Шенборн и о. Ле Гию…
Я стал директором центра в 2005 году, за несколько месяцев до защиты диссертации в Петербургском университете. Магистр Ордена отправил меня обратно в Париж, хотя я хотел остаться здесь. При назначении я попросил Магистра разрешить мне потом вернуться обратно в Россию. Он разрешил мне вернуться только в этом году. Теперь у центра новый директор.
— Каким Вы видите приход святой Екатерины?
— Приход всегда играл важную роль в моей жизни. В детстве, он способствовал моему духовному росту. Для меня приход, прежде всего, место, где мы общаемся с Богом через молитву, через таинства, место, где мы живем в общине, место в котором мы духовно растем. Иоанн Павел II сказал, что приход — это семья семей. Я очень люблю это определение. Я бы хотел, чтобы наш приход был настоящей семьей со многими поколениями: с детьми, подростками, молодежью, родителями, людьми среднего возраста, дедушками и бабушками.
Как я уже сказал, в первую очередь приход помогает общаться с Богом и поэтому храм должен во всем этому способствовать. В этом должны помогать литургия, убранство, все храмовое пространство… И я, вместе со своими братьями, будем стремиться к этому.
Могу сказать, что особенность прихода св. Екатерины, состоит в том, что это доминиканский приход. Это не просто настоятель и викарные священники. Мы, прежде всего, здесь служим как община. Во время наших встреч, и в рамках разговоров с прихожанами я заметил, что для многих из них главная отличительная черта нашего прихода, то, что он доминиканский, со всеми проявлениями доминиканской жизни и духовности. Очень важны общая молитва, использование разума, проповедь и общение. И я буду рад, если этот приход будет, действительно, приходом единой общины.
Этот приход играет особую роль в России. Это – самый старый католический храм в России. Он находиться в самом центре города. Этот храм является своеобразной витриной католичества в этой стране. Как мне кажется, надо, чтобы эта витрина была красива и типична для Католической Церкви. Здесь, в России, важно дать возможность русским познакомиться с подлинным лицом Католической Церкви. Здесь это возможно благодаря богатой истории этого храма и особенно крепким связям между этим приходом и культурой Петербурга и всей страны.
Этот храм до революции был многолюден. Здесь играл великолепный орган, выступали музыканты. В храме собиралось много интеллигенции. Я бы хотел, чтобы мы развивали эти отношения с обществом на основе культуры.
Также важны связи с другими конфессиями. В Петербурге четыре собора самых важных христианских традиций находятся на одном пятачке: католический, православный, лютеранский, армянский. Поэтому, мне кажется, что в этом особое призвание нашего прихода. Я пока не знаю, как его реализовать. Может быть, развивать отношения между нашими традициями через культуру или через благотворительность?
— В этой связи два вопроса. Ваши прежние контакты и знакомства с православными лидерами помогут как-то в развитии призвания нашего прихода? Было время, на крупные праздники к петербургским католикам приходили православные священнослужители, порой даже епископы. Это повторится?
— Я думаю, что сейчас мы идем по направлению к улучшению, взаимоотношений между православными и католиками. На основе жизни и деятельности нашего прихода можно показать православным, что мы здесь находимся как братья, а не занимаемся прозелитизмом. У меня были обширные, но, скорее, академические, научные связи. Самым главным для меня было единство христиан на уровне простых верующих. Мы сможем сделать шаг к единству, если на самом простом уровне снимаем все предубеждения, простим друг друга, очистим память. И я буду очень рад, если мои отношения и связи смогут поспособствовать в этом, но я не думаю, что они будут играть принципиальную роль в этом процессе.
— И второй вопрос, Вы упомянули благотворительность. Некогда при нашем приходе существовало крупное благотворительное общество. Сможем ли мы в перспективе его возродить?
— Самое главное – это ответственность. Важно, чтобы каждый прихожанин чувствовал свою ответственность не только за духовную жизнь, но и за содержание прихода. Я был поражен, тем, что когда мы просили о финансовой помощи для оборудования новой системы пожарной безопасности большое количество прихожан щедро помогли нам. Вернее помогли себе. Ведь на самом деле это не доминиканский приход или приход Ватикана. Это наш общий приход. Благодаря этому опыту, я увидел, что наши прихожане готовы содействовать содержанию нашего храма.
Нужно, чтобы они не стеснялись. Я тоже стесняюсь помогать, если меня об этом не попросят. Как раз этимология греческого слова «экклесия» (Церковь) – от «эк калео» — призывать. На самом деле, Сам Христос призывает нас к созданию Церкви.
Конечно, сам приход составляют не камни, а люди. Важно создать церковь, состоящую не из камней, а из людей. Но чтобы эти люди могли собираться, необходимо здание и поэтому нужно, чтобы каждый из нас чувствовал себя ответственным за него.
Мне кажется, сейчас, когда мы все меньше получаем помощи из заграницы, приходит время, чтобы сами прихожане взяли свою судьбу в свои руки и начали чувствовать ответственность за свой приход, который является ячейкой Вселенской Церкви.
Беседовал Михаил Фатеев, текст подготовила Анна Гольдина
Фотографии: Евгений Мартынович, Надежда Бакина, Юдит Лис.
var _gaq = _gaq || []; _gaq.push([‘_setAccount’, ‘UA-22767394-1’]); _gaq.push([‘_trackPageview’]);
(function() { var ga = document.createElement('script'); ga.type = 'text/javascript'; ga.async = true; ga.src = ('https:' == document.location.protocol ? 'https://ssl' : 'http://www') + '.google-analytics.com/ga.js'; var s = document.getElementsByTagName('script')[0]; s.parentNode.insertBefore(ga, s); })();