В Петербурге же этот доминиканец, главным образом, первый викарий нашего прихода после его возрождения. На всем, что происходило здесь в начале 90-х, лежит отпечаток неугомонного характера этого священника. В этом году о. Людвик отмечает 75-й День рождения и 50-летие своего священства. Впрочем, сам он больше озабочен организацией встреч, посвященной 20-летию паломничества в Ченстохову.
— Как появилась идея организовать паломничество в Польшу в 1991 году?
— Когда пришла новость, что будет Всемирная встреча молодежи с Папой в Ченстохове, я тут же подумал, что может мне удастся привезти туда какую-нибудь группу россиян? Удалось.
Очень часто меня спрашивали, зачем я это сделал? На это было три причины. Во всяком случае, я так для себя это формулировал. Первая причина – религиозная. Я прекрасно осознавал, что решительное большинство этой молодежи даже не крещена. Некоторые вообще не слышали о Христе. Я думал, что может в этой атмосфере, которая там будет, в атмосфере общения молодежи со всего мира, в этой атмосфере встречи с Папой, эти люди что-нибудь поймут.
Вторая причина. Я знал, что в дни, когда в Польшу приезжает Папа поляки благожелательные. Мне было очень важно, чтобы российская молодежь почувствовала доброту другого славянского народа. Для меня это по-прежнему важно, чтобы между нашими народами была дружба, а не вражда.
И наконец, третий повод. Никто из этих молодых людей никогда не выезжал заграницу. Мне хотелось открыть мир для этих молодых людей. Чтобы они начали путешествовать. Когда человек знаком не только со своим городом, не только со своей страной, но и познает мир, то у него расширяется кругозор. Он становится немного другим.
Вот эти три мотива, которыми я тогда руководствовался. Я не хотел обращать людей в католичество. У меня не было такого намерения. У каждого свой путь. Каждый должен найти его.
— Принесла ли эта встреча с Папой результат? Какие впечатления остались у тех, кто в нем участвовал?
— Какие впечатления остались у участников, я до конца не знаю. Некоторые об этом сами рассказывали. Есть даже фильм «Дорога», посвященный этому паломничеству. Какие результаты – не знаю.
Что бы я в жизни не делал, то никогда не рассчитывал на моментальный результат. Я сейчас в Польше работаю с молодежью, и меня спрашивают: «Рассчитываешь ли ты на результат»? Я отвечаю: «Да. Через 20 лет. Может быть».
С того времени как мы отправились в Краков, а потом в Ченстохову прошло 20 лет. Я подумал, может, стоит встретиться? Не знаю, до скольких людей дойдет эта информация. Но подумал, что, может, стоит встретиться. И опять же, не для того, чтобы привлечь людей к Католической Церкви. Я хочу, чтобы люди были людьми. Чтобы их жизнь была по-настоящему счастливой и успешной. Этого по-настоящему хочу. А если кто-то хочет связать свою жизнь с Католической Церковью или Православной – то пусть это сделает сам.
— По мнению многих это паломничество 1991 года было поворотным моментом в истории Церкви в России.
— Для меня это были очень трудные дни. Потому что всегда что-то происходило. Было очень жарко в поезде. В самом начале пути, за Псковом кто-то выпал из вагона. Ночь. Он весь в крови. Трагедия! Потом, уже в Кракове, то кто-то заболеет, кто-то в больницу попадет, кто-то ногу сломает… Две тысячи человек! Всегда что-нибудь происходило. В конце концов, мы добрались до Ченстоховы. Потом отъезд оттуда. Было страшно! Огромное количество людей, поездов мало. Польские власти были не на высоте… Это были трудные дни. Для меня это были очень трудные дни. Но думаю, все равно надо было это организовывать!
— Может быть, Вы знаете, как отреагировал Папа на эти несколько тысяч паломников из России? Впервые приехало столько людей из страны, которая была до этого закрыта. И никто даже не мечтал, что ее представители примут участие в подобных встречах.
— Я точно знаю, что это произвело на Папу большое впечатление. Мне говорили, что только после этой встречи в Ченстохове Папа убедился, что подобные встречи необходимы, несмотря на то, что она была не первой. Знаю наверняка, то, что приехала молодежь из Белоруссии и России, было огромной радостью для Папы. Огромной радостью!
— На сколько, знаю Вы неоднократно встречались с Каролем Войтылой, даже еще до того как он был избран на Папский престол.
— Когда я учился в Кракове, он был там епископом. Епископ Кароль Волтыла посвящал меня в некоторые малые чины. В те времена, когда я был уже священником, а это были тяжелые времена, еще коммунистические, кардинал Кароль Войтыла был тем, к кому ехали со всеми проблемами. Ехали все. Вся оппозиция. Самым важным человеком, самой важной фигурой в Церкви в Польше был кардинал Вышинский. Но все ехали к Войтыле. Что бы получить от него одобрение, скажем «карт-бланш», что можно действовать таким образом, можно так поступать. Он был для польской Церкви чем-то необыкновенным.
— А Вам он помогал?
— Был такой момент. Я в коммунистические времена часто попадал в сложные ситуации. Был такой момент, что написал письмо Первому секретарю Эдварду Гереку о ситуации Церкви в Польше. Копию этого письма я послал и Войтыле. Он мне ответил. Я храню это письмо. Он был и для меня поддержкой. Уже будучи Папой, он спрашивал разных людей обо мне, интересовался тем, что со мной происходит…
— В 1994 году Вы вывозили группу паломников из святой Екатерины в Рим и на встречу с Иоанном Павлом II. Он Вас узнал?
— Это уже были другие времена. Он был после болезни. Поговорили мы тогда не долго. Мои собратья по Ордену, как например, о. Ян Гура, часто встречались с Папой. Я же такого счастья не имел.
— Как вы попали в С-Петербург?
— Я в Россию и в Петербург попал случайно. Меня учили, что работать в другие страны выезжают до 35 лет. Потому что до этого возраста человек гибок, может приспособиться к ситуации. Я к тому времени был гораздо старше. Поэтому придерживался мнения, что раз надо ехать к русским, то пусть едут молодые. Тем временем мой провинциал сказал мне: «Может, поедешь в Москву»? Тогда речь шла именно о Москве. Я удивился. Даже не думал, что могу туда поехать. «Ты бы там пригодился», — добавил он.
— Вы серьезно?
— Да.
— Тогда отвечу через неделю.
Через неделю я сказал, что согласен. Так что, это была не моя инициатива. Это была инициатива провинциала.
Когда я приехал в Петербург, была лишь одна действующая церковь – Лурдской Богоматери в Ковенском переулке. И был только один священник Юзеф Павилонис. И буквально за несколько месяцев до моего приезда начал публично служить тайно рукоположенный о. Евгений Гейнрихс.
— Вы приехали с мыслью создать второй приход, доминиканский?
— Я приехал и в течение нескольких месяцев ничего не знал, не предполагал что будет. Ходил в некотором тумане. С декабря 1990 года я начал совершать мессы в Ковенском переулке. Полгода мы там были. Потом в 1991 году произошли изменения. Отец Павилонис уехал. Мы с отцом Евгением начали искать место, где могли бы встречаться с людьми. Нам не удалось арендовать часовню бывшей Духовной академии, и мы тогда арендовали помещения в бывшей англиканской церкви на Английской набережной.
— Первую запись в Книге крещений нашего прихода сделали именно Вы.
— Просто до этого не было такой книги. Отец Павилонис, оберегая тех, кого он крестил, вообще ничего не записывал. Не было никаких книг. Именно мы завели книги и начали записывать в них данные о крещеных.
— Что чаще всего Вы вспоминаете, возвращаясь мыслями к тем годам?
— Что чаще?… Благодарность людей! Чаще всего я здесь встречался с благодарностью, любовью, сердечностью. Подлинными.
— Трудно ли было тогда?
— Звери привыкают ко всему. Человек тоже. Просто живешь. И не думаешь, трудно или не трудно. Да, сейчас есть помещения. Есть где встречаться. У нас не было таких мест. У меня не было, где жить. Одиннадцать раз я переезжал из квартиры в квартиру! Ничего не имел. Ни холодильника, ничего… Потому что вечно переселялся, все надо было перевозить в сумках. Может показаться, что было трудно. Но так просто было. В таких вот условиях. Я себя героем не считаю.
— Говоря о 6 годах, которые Вы провели в Петербурге, что самое важное из того, что удалось сделать?
— Очень сложно сказать. Я никогда не мыслю в категориях: был успех – не было успеха. Думаю, что важными были регулярные подготовки людей к крещению. Думаю, важным было создание детских лагерей. У нас было два лагеря: летний и зимний. Я думаю, что была создана община, была создана Церковь. И это важно! Церковь была, нельзя сказать, что ее не было, что все началось с моих времен. Но то, что удалось создать – это свободная Церковь! Церковь дышащая!
— Как вам приход святой Екатерины после стольких лет?
— Я смотрю на церковь и думаю: «Это необыкновенно! Здесь же были руины»! Когда я приехал в Петербург, уже была «двадцатка», которая прилагала усилия чтобы вернуть сгоревший храм святой Екатерины. Я старался каждый день его обходить, чтобы как бы начать обладать им. В праздник святого Иосифа 1992 годы мы получили разрешение на получение этой церкви. Начали мы с бывшей ризницы, где была организована первая часовня.
Я хотел бы в сентябре приехать и организовать встречу с теми, кто принимал участие в нашем первом паломничестве и в последующих паломничествах. Прошло 20 лет. Мы такой встречи еще не проводили. Ее надо организовать.
Хочу пригласить всех, кто участвовал в этом паломничестве! Если можете, приходите на эту встречу! Она пройдет в субботу 17 или 24 сентября. Дата еще будет уточнена. Всех, кто принимал участие в наших паломничествах – приглашаю на эту встречи!
Может нужно, чтобы мы увиделись? Обычно всегда из подобных встреч выходит что-то хорошее. Получится ли что-то доброе и на сей раз? Не знаю. Важно, чтобы люди встретились, увиделись, может быть, поблагодарили бы друг друга.
— Вам принадлежит инициатива создания курсов катехизаторов.
— Да. Была такая незавершенная инициатива. Позже она была продолжена. Была такая концепция школы катехизаторов. Были встречи. В том числе приезжал читать лекции и нынешний епископ Антоний Длугош из Ченстоховы.
— Почему Вы вернулись в Польшу?
— Мне казалось, что мое время прошло. Бывает, что человек чувствует, что что-то сделано и хватит. Это во-первых. А во-вторых. Меня ждали в Польше. Мне казалось, что не много мне осталось, а я должен еще кое-что сделать, что-то написать. Я постоянно пишу! Надеюсь, что, в конце концов, это будет опубликовано.
— А что Вы пишете?
Разное. Сложно одним словом описать.
— Чем вы сейчас занимаетесь в Польше?
— Я живу в Люблине. Там у нас церковь. Служу мессы, читаю проповеди, время от времени провожу реколлекции. На старости лет немного занимаюсь молодежью. Всю жизнь занимался со студентами. А сейчас работаю с молодежью из средних школ, молодежью с 16 до 18 лет. Я открыл для себя, что они очень интересны!
Мы создали «Академию Злота, 9» с мыслью, что молодежь надо воспитывать в ответственности за город, за страну. Постоянно чувствую, что молодых людей к этому не готовят. Есть политические партии, есть организации, приводящие молодых людей в эти партии, но их там не воспитывают, не готовят к ответственности за страну. Немного пытаюсь этим заниматься.
Кроме этого упорядочиваю свой архив, заканчиваю то, что было начато.
-В этом году исполняется 50-лет со дня Вашего рукоположения.
— Да исполняется уже 50 лет, с того времени как я стал священником. Надо будет это как-то отпраздновать. Не очень мне этого хочется. Думал уехать на это время в Рим или еще куда. Но мои ученики и друзья говорят, что надо отметить.
В июне в Люблине будем праздновать. Стыдно сказать, обещал приехать Президент Польши, он считает себя моим учеником. Впрочем, много политиков считает себя моими учениками. Видимо некоторые из них приедут, например Маршал Сената Богдан Борусевич, он тоже мой ученик.
— А где они у Вас учились?!
В Люблине. В Люблинском католическом университете. Когда я был там душепастырем.
— В таком случае о политике. Мне кажется, что особенно за последний год отношение поляков к русским значительно ухудшилось. Во многом по вине политиков. Как с российской стороны, так и с польской.
— Я страдаю от того, что взаимоотношения не складываются так, как должны были бы. Думаю, что надо сказать, что все эту суету разводит определенная группа. Я не могу сказать, что это группа сумасшедших. Но мне кажется, что они не до конца ответственны и за страну, и за отношения с другими народами. Мне очень больно из-за этого.
Сам иногда думаю, что можно сделать? Я хочу сказать россиянам, что те критические высказывания (порой очень критические), которые долетают сюда, это не голос всего народа. Это голоса нескольких личностей, которые просто не в себе.
— Что бы Вы хотели пожелать приходу святой Екатерины?
— Я бы хотел, что б это было место, куда люди приходят и свободно дышат. Я бы хотел, чтоб это было место куда может прийти каждый, вне зависимости от того верующий он или не верующий.
Все то время, что я работал в Петербурге, мне было очень важно, не чтобы сделать все, чтобы в Католической Церкви было очень много людей, а чтобы она была подлинной, настоящей. Я считаю, что Православной церкви нужна Католическая Церковь, а Католической Церкви нужна Православная. Я бы очень хотел, чтобы в России развивалось православие. Чтобы оно было очень сильным и настоящим. Очень бы хотел! Это истинная ветвь христианства и чем православие будет более красивым и живым, то тем более красивым и живым будет христианство в целом.
Хотел бы, чтобы приход святой Екатерины был местом единения. Местом истинного поклонения. И местом братства. Чтобы это место на Невском проспекте было именно таким.
— Бытует мнение, что миссия Католической Церкви в России провалилась. Сколько было крещено людей за эти 20 лет! И сколько из них ходит в храмы? Нередко как пример приводят паломничество в Ченстохову. В него пошло 2 тысячи человек. В церковь стали ходить пара сотен, а сейчас, судя по всему, едва пара десятков наберется.
— Это жизнь. У каждого она своя. Я с этим знаком не понаслышке. Исчезали из церкви даже мои близкие люди. В России нет среды верующих людей. Время от времени я здесь встречался со студентами, и обычно в огромной группе находилось всего пара людей по-настоящему связанных с Православной или какой-либо другой Церковью.
Вместе с тем, я думаю, что не стоит махать рукой на тех, кто где-то там пропал. Жизнь показывает, что бывает так, что человек пропадает, а потом вновь находится. Жизненный путь извилист. Не стоит выносить приговоров, надо радоваться тому, что имеем, тем людям, которые есть. И вместе с тем молиться за тех, кто пропал. Я надеюсь, что они все найдутся. Рано или поздно.
Беседовал Михаил Фатеев
Фотографии из архива
