Во-первых, Церковь ждет второго пришествия Христа, Парусию (гр. рarusia – пришествие, а также присутствие в результате пришествия) в конце истории, в завершении времени; во-вторых, это пришествие будет включать в себе также и Суд над историей, над всеми людьми, теми, которые в момент пришествия Христа будут еще живыми, и над уже умершими. Член веры, о котором идет речь, совсем не хочет пугать никого, а указывает на то, что этот век приближается к своему концу, история идёт к своей цели – к спасению, а также напоминает нам о нашей ответственности, так как этот конец будет зависеть от наших решений и дел.
Ожидание конца истории и пришествия Бога мы можем проследить уже в Ветхом Завете. Оно рождается на фоне религиозного опыта Израиля: Яхве уже пришёл для того, чтобы освободить свой народ из Египта. Более того, Он «приходит» каждый раз, когда народ участвует в культе, чтобы «присутствовать» среди Израиля. Из этого прожитого опыта у израильского народа формируется эсхатологическая надежда: если Яхве пришел в прошлом, то есть надежда, что придет и в будущем. И Его приход ожидается тем сильнее, чем хуже становится политическая обстановка во время вавилонского пленения. Но эта надежда перерастает в упование на пришествие в конце времен лишь тогда, когда устремления на будущее «налагаются» одно на другое и, в надежде на освобождение из вавилонского плена, Израиль надеется на совершенное и окончательное установление Царства Божьего посредством суда над врагами народа.
Надежда Израиля получает свое воплощение в термине «день Яхве» (ср. Ам 5,18; Иоиль 1,15; Ис 2,12-22). Позднее эти идеи соединяются с надеждой на приход Мессии, первый раз в Быт 49,10, где среди благословений Иакова первый раз упоминается глагол «придёт» в отношении Мессии. Подобно пророк Захария говорит, Мессия «грядёт», чтобы возвестить всеобщий мир и окончательно установить свое царство (ср. 9,9). Но своей кульминации эта соединенная с приходом Яхве надежда на приход Мессии достигает в Книге пророка Даниила. Речь идет о «приходе» с небесных облаков «Сына человеческого», который доходит до Ветхого днями, чтобы принять «владычество вечное, которое не прейдет и (…) не разрушится» (Дан 7,13-14).
На это последнее пророчество сослался Иисус перед синедрионом, где произнёс торжественное возвещение Своего Второго пришествия «на облаках небесных» (ср. Мф 26,64; Мк 14,62; Лк 22,69). И добрый разбойник парадоксальным образом узнаёт в умирающем Иисусе Мессию, который должен прийти во славе как царь, согласно пророчествам. Евангелист Матфей при описании Страшного Суда (Мф 25,31-46) также ссылается на Дан 7,13 – говорит о приходе «во славе» Сына человеческого, два раза называемого «царем».
Помимо того, тексты Нового Завета свидетельствуют о близости Второго Пришествия Христа (ср. Мк 9,1; 1Ин 2,18), хотя при этом акцентируется абсолютная неизвестность момента, когда оно сбудется (ср. Мк 13,32). Поскольку Иисус говорил о близости Своего Пришествия во славе, и так как пока оно еще не осуществилось, мы могли бы подумать, что он ошибся в своих высказываниях. Но это не так. Иисус не ошибается, а скорее использует пророческий язык. Упоминание близости Его Пришествия выражает уверенность, что Второе Пришествие точно осуществится. Абсолютная неизвестность времени, когда оно сбудется, наоборот, говорит о том, что мы должны бодрствовать, т.к. ни одно поколение не может сказать, что в его жизни Христос не возвратиться во славе, хотя действительно никто не знает, когда это произойдет: ни человек, ни Христос: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк 13,32). Более того, Новый Завет говорит также о знамениях, которые предуготовляют Его Пришествие: охлаждение веры (Лк 18,8), появление антихриста (2Фес 2,1слл), провозглашение Евангелия всему миру (Мф 24,14) и обращение Израиля (Рим 11,25слл). Эти знамения можно видеть в каждой эпохе и это показывает, что мы уже живем в знамении конца времен, Эсхатона, что наша земная жизнь лишь предпоследняя реальность. Близость Второго Пришествия Христа основана на истине, что в жизни, Смерти и Воскресении Иисуса сущность Парусии уже осуществилась и полнота времен началась.
Это подтверждает целая очередь свидетельств. Первое между ними – это молитва Отче наш. Иисус наставляет своих учеников, чтобы они каждый день кроме всего прочего просили также: «Да придет Царствие Твое», и это соответствует просьбе о Его скорейшем возвращении в славе.
Апостол Павел в свою очередь заканчивает Первое послание к Коринфянам молитвой: «Маранафа – Господи наш, гряди» (1Кор 16,22), т.е с такой же просьбой, какую мы произносим каждый день в молитве Отче наш. С ней заканчивается и Книга Откровения (Откр 22,17). Кроме того, мы находим ее и в Учении двенадцати апостолов, тексте, восходящем в эпоху написания новозаветных книг: «Да придет благодать и окончание мира сего… маранафа» (Funk, 1,22). Наверное, речь идет об очень древней формуле, которая могла использоваться в литургии Церкви в Иерусалиме и выражает пылающую надежду верующих, чтобы они могли как можно скорее быть принятие во славу Господа.
Ожидание Второго Пришествия Христа выражено и в Евхаристии. Евхаристия совершается как воспоминание Христа до Парусии: «Смерть Твою возвещаем, Господи, и воскресение Твое исповедуем, ожидая пришествия Твоего». Итак, Евхаристия – это мистическое предвосхищение Царства Божьего: происходящее в Евхаристии, сакраментальным образом уже осуществляет то, что принадлежит исполнению времен. Говоря другими словами, так как Господь приходит к нам сейчас в таинстве Евхаристии, так в конце истории Он придет во славе.
Вера в пришествие Христа во славе видна с самого начала в символах веры, и там она соединения с идеей Суда. В начале, под Судом христиане представляли себе, прежде всего, пришествие Христа, обладающего силой и могуществом, для осуществления справедливости, и поэтому ожидание было исполнено радости и надежды на спасение. Евангелист Лука, перечислив знамения Парусии, пишет: «Когда же начнёт это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше» (Лк 21,28).
Позднее представления изменились, и идея Суда начала пробуждать чувство страха и ужаса, а прежде всего из-за слишком буквального и не подходящего к апокалиптическому жанру эксегезиса такого отрывка как Мк 13,24-27. Если эти стихи принять буквально, забывая о том, что они в первую очередь говорят о пришествии Христа во славе и что слава в Священном Писании, — это свет и сила, то они действительно могут приводить в ужас. На самом же деле цель отрывка сказать нам, что Господь придет, чтобы собрать избранных, то есть гонимых и преследуемых христиан, что они не забыты своим Господом. Второй причиной послужило возникновение новой духовности после арианского кризиса (IV век), когда в народном благочестии и в восточной литургии исчезает фигура Христа Посредника, через которого верующий имеют доступ к Богу Отцу (Еф 3,12), а именно с целью защитить божественное естество Христа. Следствием этого было то, что Христос считался далеко, не как один из нас и ради нас принявший человеческую природу, а как страшный Судия. Действительно, когда человек не чувствует, что он благодатью введен в тринитарную жизнь, когда он не чувствует себя сыном Отца, братом Христа и храмом Святого Духа, тогда ему трудно с радостью ожидать Пришествия Господа; тогда Парусия не может быть моментом, которого стоит желать.
Изменение первоначальной перспективы ожидания Парусии так или иначе сопровождало христианскую религиозность на протяжении веков. Реальность Суда как наказания уступила место радостному ожиданию встречи с Господом, которая непременно включает и реальность Суда, вопрос только в том, как его понимать.
Уже в Ветхом Завете мы видим, что идея Суда подразумевает не столько внесение приговора, сколько устранение всего того, что мешает правильным отношениям по чей-то вине. Итак, Судья –Яхве защищает права тех, кто их не имеет. Поэтому ясно, что Его Суд – это событие справедливости для всех. А если так, то это непременно подразумевает также и наказание для тех, кто попирает права ближних. Конец истории – это время, когда Бог воздаст справедливо каждому. И поскольку народ неверен, этот суд согласно пророчеству Амоса будет страшен (Ам 5,18-20), хотя и не для всех, потому что сам же пророк открывает врата надежды для тех, кто ненавидит зло и любит добро и восстанавливает правосудие. Этим людям обещано милосердие Яхве. Суд носит универсальный характер. Он касается всей истории и является точкой, в которой история заканчивается. О таком Суде возвещал Иоанн Креститель, такого Суда ожидали во время Иисуса.
В учении Иисуса мы видим как продолжение ветхозаветного понимания эсхатологического Суда, так и его новые черты. Иисус возвещает скорый суд, который представляет собой уничтожение «лукавого и прелюбодейного» поколения (ср. Мф 12,39), поэтому никто не может чувствовать себя спокойным. Каждый должен бодрствовать. Но Иисус говорит о Суде также и как о прощении, как мы видим в исцелении хромого, которого спустили перед Иисуса через крышу (ср. Мк 2,1-12). В этом эпизоде явно проявляется то, что Иисус пришел, чтобы принести прощение Бога. Итак, в Ветхом Завете Бог судит для того, чтобы восстановить справедливость, в Новом Он исцеляет грешника, т.е. того, кто лишился прав перед Богом и перед людьми.
Итак, судить в Новом Завете означает возвращать права тем, которые были лишены их, а прощение – это самый главный акт суда. При этом важно подчеркнуть, что возвращение прав является совсем безвозмездным. Оно произошло благодаря Смерти и Воскресению Иисуса. Суд осуществился на Кресте. Крест – это осуждение мира, его отдаленности от Бога, а Воскресение – это момент проявления справедливости Бога и Его спасительной воли. В Смерти и Воскресении Иисуса история освящена истинным светом: она осуждена в своей греховности, неверности и спасена, очищена праведностью Бога. Поэтому мы можем утверждать, что в момент Страшного Суда Бог приведет всех и все (людей, события, отношения) к конечному смыслу и к истине. Библия учит, что суд состоит, прежде всего, в спасительном владычестве Бога над миром, т.е. во владычестве любви. Поэтому речь о Суде не должна пробуждать не трепет и страх, а радость и надежду, так как это единственный подходящий образ принятия любви Божьей, даже если она проявила бы характер наказания.
Верно, наказание во время земной жизни применяется ради исцеления и носит лечебный характер, мы в каждом моменте можем обратиться; после смерти, наоборот, наказание является необходимым следствием закрытости человека любви Божьей, которую он свободно выбрал, и оно окончательное, поэтому наша жизнь здесь и теперь очень ответственна. Бог никогда не осуждает, Он только принимает свободный выбор человека.
На Суде свет Христа в Парусии показывает качество решений, которые человек принял в течение своей жизни (ср. ККЦ 1038-1041), Слово Бога констатирует положение человека. «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин 3,17-19). В этом смысле не Христос судит, а суд происходит на основе принятия или отвержения Его слова, на основании веры в Него (ср. Ин 3,17-19) и любви к ближнему (ср. Мф 25,31-46).
Но это еще не значит, что мы можем говорить о Суде как об авто-суде, как утверждают некоторые, то есть, что человек сам судит себя. И вот почему: если мы говорим о Суде как о Суде Божьем, то утверждение об авто-суде, то есть о суде человеческом, противоречит Откровению. Более того, для полного осознания своего положения человек нуждается в мере, которая находится вне его, т.е. в мере Бога, так как мы никогда не совсем без греха, а грех это состояние, где мерой является человек в своей закрытости Богу. Итак, грех и его последствия могут стать совершено понятыми для человека только тогда, когда предложена другая мера, мера любви Бога. О неком авто-суде можем говорить только как об осознании или принятии собственного положения.
Итак, Суд обозначает проявление справедливости Бога, Который в полной Истине, или в Святом Духе каждому во Христе и через Христа дает то, что хотел для него еще до сотворения мира и что обещал ему: жизнь в Боге, а именно, соответственно открытости отдельного человека, т.е. соответственно тому, сколько он хотел дружбы с Богом на протяжении своей жизни и открывался на нее. Суд является проявлением качества действий, настоящей ценности жизни каждого. На суде все станет явным, все известным всем. Иными словами можем сказать: в тот день будет известно отношение каждого человека и каждого события со Христом и в Нем со всеми. До тех пор, пока мы в пути, мы не способны видеть ясно отношений. В Страшном суде эта неясность будет преодолена и каждая вещь получит свое настоящее имя, достигнет своего смысла, а также проявит то, что было бессмысленно в истории, все те моменты, когда история не была со Христом, когда она отвергала Его. Поэтому мы должны говорить о суде в терминах спасения и осуждения.
Из-за этой неясности мы сейчас не можем быть уверенными, каков будет Суд над нашей жизнью. В наших силах и правах только обоснованная надежда, что Христос всех привлечет к Себе (ср. Ин 12,32), т.е. надежда на то, что наказание преобразится в спасение, благодаря Его Смерти и Воскресению.
c. Аленка Арко comloy
