В скором времени после начала Великой отечественной войны были восстановлены советско-польские дипломатические отношения, разорванные 17 августа 1939 года, после того, как СССР заявил в своей ноте о прекращении существования Республики Польша.
Договор между премьер-министром польского правительства в изгнании генералом Сикорским и послом СССР в Великобритании Майским был подписан в здании МИД Великобритании в присутствии Уинстона Черчилля. Основным результатом этого соглашения стало решение о создании на территории Советского Союза Польской армии из находящихся в заключении в СССР и депортированных поляков.
Возглавить новые формирования было поручено генералу Владиславу Андерсу, находящемуся в заключении на Лубянке с 1939 года. 4 августа 1941 г. Андерс был доставлен в кабинет Берии, где тот сообщил ему, что он свободен и назначен польским правительством в изгнании командующим Польской Армией в СССР с производством в чин дивизионного генерала.
Стоит отметить, что Андерс крайне негативно относился к советскому режиму: у власти в СССР находились те же люди, кто еще пару лет назад стер с карты мира его страну. Поэтому генерал сделал вид, что согласен встать под знамена Сталина, однако основной своей целью он видел вызволить из заключения как можно больше соотечественников и увести их на Запад. Сталин, в свою очередь, тоже не питал иллюзий, но делал вид что верит в искренность генерала Андерса, так как ему важна была поддержка Англии, которая стояла за правительством Польши в изгнании.
Польские формирования, создаваемые из избежавших Катыни поляков, должны были стать частью вооруженных сил суверенной Польши, которые присягали на верность польскому правительству. Армия предназначалась для борьбы с гитлеровской Германией. Важным пунктом соглашения было то, что польские части будут отправлены на фронт “только по достижении ими полной боевой готовности”. Советское правительство согласилось сформировать 2 стрелковые дивизии, каждая по 10 000 человек, и один запасной полк из 5 000 военнослужащих. Местами дислокации соединений стали Тоцкий и Татищевский лагеря (в Оренбургской и Саратовской областях), а штаб должен был располагаться в Бузулуке Оренбургской области.
Во время переговоров о создании армии отдельно был поднят вопрос о введении института полковых священников, что не встретило возражений со стороны советского командования, которому формально подчинялись возрождаемые воинские соединения. Живший в изгнании в Лондоне полевой епископ Юзеф Гавлина решил назначить своим генеральным викарием для частей в СССР прелата Чеслава Войтыняка, а если это будет невозможно то эту должность должен был занять о. Юзеф Панась. Оба, по его сведениям, находились в советском заключении. Увы, они к этому времени уже погибли. В итоге генерал Андерс назначил руководителем католического душепастырства Польской Армии в СССР прелата Владислава Ченьского, львовского священника, также находившегося в заключении.
Отец Владислав 5 сентября 1941 года совершил первое официальное богослужение в церкви святого Людовика в Москве. На мессе присутствовали военнослужащие и представители посольства Польши. Настоятель храма о. Леонард Браун подарил полякам чашу, миссал, а также вино и хостии для совершения богослужений. Уже 7 августа о. Владислав Ченьский вылетел в Саратов, а оттуда отправился в штаб Польской Армии в Бузулук. Там уже находилось семь священников, выпущенных из лагерей.
Первым делом в здании штаба была оборудована часовня в помещении столовой, которую на время богослужений украшали соответствующим образом. По воскресеньям здесь совершали три службы: мессу, в которой принимали участие высшее руководство армии, мессу для солдат и православную литургию. Каждая дивизия имела по 7 штатных единиц капелланов, а также 10 штатных единиц для их помощников (нередко ими были монахини). Были установлены и штатные единицы капелланов при госпиталях. Причем капелланы были не только из латинского и православного духовенства. Было два греко-католических священника и один католик византийского обряда. Среди солдат также были монашествующие (6 францисканцев и два салезианца), а также 20 семинаристов.
Впрочем, формирование Армии Андерса не было похоже на сказочную историю о чудесном освобождении из плена интернированных поляков. В лагерях, где происходил набор военнослужащих, НКВД предоставлялось право отвода лиц, поступающих в Польскую Армию. Параллельно особисты усиленно вербовали агентуру среди тех, кто получил разрешение вступить в создаваемые военные части. Тотальный контроль продолжался и после освобождения. Меньше чем за год были вновь арестованы несколько капелланов.
Чтобы вырваться из плена, заключенные использовали практически любую возможность, даже если они не подходили по здоровью. Например, в конце февраля 1942 года на должность капеллана 22 полка пехоты был принят Владислав Галецки. Лишь в начале июля он, в частной беседе с духовным руководством признался, что он не священник.
Начинать организацию душепастырства приходилось с нуля. Не хватало не только вина, хостий и мирра. В 6 дивизиях на всех священников был только один комплект литургических одеяний, собранный “с миру по нитке”, и всего одна чаша, сделанная еще в заключении. Интересен факт, что первый св. елей католические священники получили от местного православного епископа. Сложность заключалась и в огромных расстояниях между дивизиями и отсутствии транспорта, что, разумеется, затрудняло сотрудничество между капелланами.
Но все пробелы меркли на фоне того, как встречали священников вырвавшиеся из заключения военнослужащие. Отец Франциск Тычковски писал: “Каждый солдат имел иконку Богоматери, вырезанную на дереве или написанную на доске или металле. Священники совершали по две-три мессы в день, чтобы дать возможность всем желающим приступить к причастию и исповедоваться”.
Это подтверждает и генерал Сикорский, который в декабре 1941 года посетил СССР, неоднократно участвовал в полевых богослужениях и, вернувшись в Лондон, писал Папе Пию XII: “Во время моего пребывания в России я убедился, что в польской армии полная религиозная свобода. (…) Капелланы совершают богослужения, на которых собираются все солдаты, в большом количестве приходящие в Церковь. (…) Религиозное возрождение среди польских солдат просто удивительное, подобно, как и у граждан СССР, которые хотят оказаться “ближе к Богу” и часто принимают участие в наших богослужениях”.
Действительно, капелланы старались оказывать духовную поддержку не только военнослужащим и членам их семей, но и католикам, которые находились поблизости, в основном это были депортированные поляки.
Еще в октябре 1941 года отец Владислав Ченьски писал епископу Юзефу Гвалине: “Вопрос Церкви здесь, на месте, нуждается сейчас в большом количестве тихой работы, никаких внешних проявлений, так как это может все испортить и быть воспринято как пропаганда среди местного населения, которое очень горячо ищет Бога, льнет к нам — не хочет православных священников и даже униатов, только нас латинян”.
Подобное не могло понравится представителям советских властей. В итоге особисты часто шли на провокации, чтобы уличить священников в превышении полномочий. Одним из самых популярных способов “вывести ксендза на чистую воду” было срочно вызвать священника к якобы умирающему. За деятельность без разрешения властей священникам грозило наказание вплоть до заключения. Подобные случаи происходили столь часто, что о. Владислав Ченьски призвал священников к особенной осторожности, когда их внезапно звали к умирающим.
Несмотря на опасность, капелланы продолжали практику тайных богослужений, в том числе собирая верующих на мессы в лесу. Один из священников вспоминал: “Я говорил во время каждой мессы не только на тему литургических чтений, но и о текущей ситуации. Мои слушатели потеряли всех своих близких и все свое имущество. Остался у них только Господь Бог, несколько земляков и партизаны в лесу. Никогда не видел столько слез на лицах моих слушателей, как во время моих лесных месс. Они нуждались в словах утешения и укрепления. Практически все причащались. Смотря на них, перед моими глазами вставал образ общины первых христиан”.
В мае 1942 о. Владислав Ченьски таким образом описал миссию полевых священников среди мирных жителей: “Это особое задание. Войско согласилось, чтобы капелланы служили и среди мирного населения, среди всех, кого, пусть и с натяжкой, можно будет назвать членами семьей военнослужащих, т.е. семей, в которых хоть кто-то в армии. Так как таких семей огромное количество, то на практике служение капелланов охватывает практически все польское население, находящееся в границах СССР. Это была и будет тяжелая работа, так как положение этих людей трагично”.
Военнослужащие на протяжении всего времени делили свое продовольствие с мирным населением, которое нельзя было включить в состав армии по причине возраста или здоровья. На содержании Польской Армии было несколько тысяч детей, в том числе сироты младше 2 лет.
Государственный комитет обороны Советского Союза сделал рождественский подарок — 25 декабря 1941 он принял специальное постановление “О польской армии на территории СССР”, увеличив её численность до 96 тысяч человек и 6 дивизий. Вместе с этим было изменено место дислокации. Штаб переезжал в Янг-Юль в Узбекской ССР, а дивизии в Киргизскую, Узбекскую и Казахскую ССР.
В этих краях количество сосланных поляков было весьма значительным, поле для работы священников расширялось. Командование Польской Армии и о. Владислав Ченьски просили увеличить количество капелланов, но удалось принять лишь несколько новых священников. При том, что штатные должности освобождались: кто-то из капелланов был арестован, а кто-то умер.
Тем временем в докладе Сталину Берия констатировал антисоветские настроения солдат и офицеров в Польской Армии. Информация об идеологической ненадёжности этого военного формирования привела к тому, что было принято решение о том, что армия не будет воевать, пока не закончится подготовка и вооружение всех шести дивизий. Сталин при этом заметил: “Мы не торопим поляков с выступлением на фронт. Поляки могут выступить и тогда, когда Красная Армия подойдёт к польским границам”. Словом, становилось ясно, что польские формирования еще долго не вступят в бой и будут находиться далеко от фронта под зорким наблюдением НКВД. В итоге генерал Андерс поставил перед Владиславом Сикорским вопрос об эвакуации всей Польской Армии с территории СССР.
Вместе с тем Андерс, желая избежать неприятностей, приказал, чтобы все публичные выступления священников, в случае если они не касаются религиозной тематики, не противоречили взглядам политических лидеров. Для координации воспитательной работы все проповеди и выступления должны были быть утверждены в соответствующих отделах. Фактически это означало введение цензуры. Это вызвало возмущение священников. Отец Владислав Ченьски лично встретился с генералом Владиславом Андерсом, доказывая, что текст проповеди, разумеется, может быть согласован со взглядами военного руководства, но никто не имеет права цензуры проповедей. Андерс, извинившись, отменил приказ, объяснив все тем, что он лютеранин и не знаком с католическим правом.
Тем не менее, согласно приказу о. Владислава Ченьского священники, чтобы не испортить взаимоотношений с советскими властями, не должны были вспоминать в проповедях о репрессиях. Впрочем, напоминать о польском характере западных территорий СССР не возбранялось, хоть каждое упоминание о польском Вильно или польском Львове вызывало огромное недовольство в Москве.
Исключительно важным событием для польского душепастырства в СССР стал визит полевого епископа Юзефа Гавлины. Он оправился из Лондона в СССР 27 января 1942 года. Ватикан связывал с этой поездкой большие надежды. Посол в Ватикане писал генералу Сикорскому: “Святейший Отец придает визиту епископа Ю. Гавлины в Россию большое значение. Он рассчитывает, что его деятельность выйдет за пределы армии и станет началом возрождения иерархии у русских. Святейший Отец дал епископу Ю. Гавлине самые широкие полномочия вплоть до назначения (апостольских) делегатов и рукоположения епископов”.
19 апреля 1941 ода епископ прибыл в Москву. Он стал первым за многие годы католическим епископом, официально получившим разрешение въехать на территорию СССР. 8 мая он приехал в Куйбышев, где в здании польского посольства отслужил мессу и произнес проповедь.
30 мая он завершил работу над “Инструкцией о вопросах душепастырства среди мирного населения”. Согласно ей, работу среди католиков должны были совершать польские священники, возглавляемые отдельным деканом, которого мог назначать и смещать полевой епископ, имеющий права апостольского делегата для мирного населения. Однако документ остался только на бумаге. Советские власти не могли пойти на такой шаг как создание отдельного душепастырства для поляков в СССР.
6 июня епископ прибыл в Янг Юль, где располагался штаб Польской Армии. Совершенные здесь мессы под открытым небом оставили незабываемые впечатления у участников. В течение последующего времени епископ посещал дивизии, госпитали…
Советские власти были обеспокоены тем энтузиазмом, с которым верующие встречали епископа. Отслеживали каждый его шаг, записывали каждое слово, каждую проповедь. Отслеживали все контакты. В итоге епископ отказался от идей, которые выходили бы за те, которые были заранее оговорены с советским руководством.
В день святого Владислава — 27 июня 1942 года епископ принял в Католическую Церковь генерала Владислава Андерса. Со всех дивизий епископ приказал привезти всех бывших клириков, трех из них он рукоположил во священники.
Во время визитации армейских частей епископ посещал и поселения поляков, депортированных в СССР. Часто к нему приходили и православные жители этих мест, просили благословить. Епископ нес утешение тысячам поляков, вывезенных в глубь России и добирался до таких уголков, где еще ни разу не ступала нога католического священника. Уже сам вид епископа в полном облачении во время месс под открытым небом, в пустыни Узбекистана или Киргизии, производил впечатление на всех, участвовавших в этих богослужениях.
Тем временем при помощи Черчилля генерал Андерс добился вывода Польской Армии с территории СССР. Официально выдвигались утверждения, что поляков следует перевести в Иран из-за более теплого климата и лучших возможностей для снабжения. Андерс утверждал, что после того, как армия будет сформирована и обучена, она вернется в СССР. Сталин сделал вид, что поверил этому утверждению. Советское руководство не стало противодействовать выводу польской армии с территории СССР. 31 июля Андерс получил утверждённый Сталиным план эвакуации польской армии на территорию Ирана. В ответ генерал просил Сталина возобновить призыв польских граждан и отправку их в его армию в качестве пополнения. Кроме этого Владислав Андерс приказал создать при армии отряды скаутов, что позволило вывезти часть польских детей из Советского Союза в Палестину и Египет.
Тем временем епископ Юзеф Гавлина предпринял шаги для обеспечения душепастырской опеки тех католиков, которые должны были остаться в СССР. Но советские власти решительно отвергли его просьбу оставить 50 священников, которые служили бы среди поляков. Тогда епископ собрал находящихся в Янг Юле капелланов и сообщил им о своем решении остаться в России и спросил, кто хотел бы поступить также. Двенадцать священников согласились остаться. Однако во время разговора об этом генерал Георгий Жуков сообщил, что священники могут остаться, так как никому, кто хочет остаться в СССР не отказывают, однако, правительство никогда не согласится на то, чтоб священники свободно служили среди мирян. Если они начнут совершать богослужения, то их арестуют и расстреляют, заверил маршал. Это заставило епископа отказался от подобной инициативы.
Было принято решение оставить на местах все необходимое для совершения мессы. Но после того, как начала доходить информация о профанации оставленных литургических сосудов, отказались и от этой идеи.
30 августа 1942 года епископ Юзеф Гавлина совершил последнее богослужение в Янг Юле, а 1 сентября отправился к Каспийскому морю, где на некоторое время задержался среди местной полонии. Здесь он крестил, служил мессы. В знак признательности за его труды среди мирного населения Советского Союза, Папа назначил его 3 октября 1942 года ординарием для поляков в эмиграции.
25 апреля 1943 г. СССР вновь разорвал дипломатические отношения с польским правительством в Лондоне, обвинив его в сотрудничестве с немцами, после того как оно согласилось на расследование Международного Красного Креста на оккупированной территории в отношении захоронений в Катынском лесу.
Параллельно с этим из тех поляков, которые не ушли вместе с Андерсом за границу при участии Союза польских патриотов были созданы польские вооружённые силы, подчинённые советскому командованию — Первая польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко.
Капелланом этой дивизии стал о. Вильгельм Франчишек Кубш, который был настоятелем прихода недалеко от Барановичей, а когда эта территория была оккупирована немцами, вступил в партизанский отряд. Командующий костюшковской дивизией генерал Зигмунт Берлинг присвоил о. Вильгельму звание майора. Кроме этого священник получил права Апостольского делегата на территории СССР.
Первоначально военнослужащие принимали его с недоверием, однако о. Вильгельму удалось изменить это отношение, особенно после того, как в дивизию были призваны его бывшие прихожане. Судя по рассказам очевидцев, священник был настоящим другом для солдат. Исповедовал, служил мессы, отпевал… Был всегда рядом с идущими на бой, вдохновлял их, беседовал с ними.
После преобразования дивизии в I Корпус, стал его деканом, был редактором католического приложения к журналу “Жолнеж Вольнощчи” (Zolnierz Wolnosci), которое называлось “Бог и Отчизна”. После преобразования I Корпуса в I Дивизию Польской Армии в СССР стал ее деканом. Отец Вильгельм принимал участие в боях на территории Польши. Прошел от Хелма до Варшавы. Благословлял солдат, идущих на помощь повстанцам в польской столице.
В январе 1944 года в результате конфликта с генералом Михалом Роля-Жимерским он был отчислен из армии. В результате священнику пришлось скрываться в монастыре доминиканцев в Люблине, а затем в монастыре облатов в горах.
К сожалению, история душепастырства в Армии Людовой и Дивизии им. Костюшко известна мало. Знаем, что в них были капелланы. Именно они стали в 1945 году душепастрырями Войска Польского, во главе которых встал Генеральный декан о. Станислав Вархаловски.
В завершении хотелось бы рассказать еще об одном человеке. Среди детей, депортированных из Польши в Сибирь, а затем вывезенных в Иран, был будущий священник францисканец Блажей Карась. Через Иран и Индию он попал в Америку, там вступил в монастырь, был рукоположен и служил среди поляков в Чикаго. В самом начале 90-х годов он приехал служить в Россию, в Сибирь, к потомкам тех, с кем в своем далеком детстве он разделил судьбу.
Михаил Фатеев
