— Расскажите, пожалуйста, как начиналось возрождение прихода?
— Это было летом 1989 года. В июле месяце я была в Ченстохове, занималась на курсах катехизаторов, потом приехала в Варшаву, куда также приехал из Петербурга, то есть тогда еще из Ленинграда, мой муж.
Мы должны были вместе идти в паломничество в Ченстохову из Варшавы. И первое, что он мне сказал, когда вышел из поезда: «Надо брать церковь святой Екатерины на Невском проспекте». Потом, когда мы говорили об этом, я узнала, что, по всей вероятности, это была идея Саши Шикера, мой муж воспринял эту идею, загорелся ею.
И когда он приехал в Варшаву, мы решили написать Папе Римскому Иоанну-Павлу Второму, письмо о том, как важен храм св. Екатерины, как он пострадал и что сейчас изменилась политическая обстановка, отношение к религии, поэтому есть возможность получить этот храм и сделать так, чтобы он стал действующим. Это очень важно, потому что он находится на Невском проспекте, в самом центре, можно сказать, в сердце города, который носит имя св. Петра. Потому что это название города: «Санкт-Петербург», мы помнили, хотя тогда оно еще не было принято. Написав письмо, мы отнесли его в курию и попросили передать Папе.
— А почему именно Папе решили написать письмо?
— Наверное, надеялись на его поддержку, мы тогда были еще не опытными, не самостоятельными. Позже, когда вернулись домой, начали действовать. Сначала просто обсуждали это на молитвенных встречах у нас дома. Было уже много молодых католиков, которые присоединились к нам, хотели, чтобы этот храм был возвращен.
Мы хотели получить благословение от священника. Тогда мы были знакомы с о. Евгением Гейнрихсом, и рассказали ему об этом, но он был против, говорил, что это невозможно, почему-то не соглашался с этой идеей, с этим замыслом начать работу по получению храма, но, в конце концов, махнул рукой и согласился – делайте, что хотите.
Вот тогда мы и начали действовать. Искали 20 человек, потому что по закону надо было иметь 20 поручителей, которые могли бы зарегистрировать приходскую общину. Найти этих людей было не очень легко. Все наши знакомые искали желающих, потому что были еще страхи, и люди должны были быть более-менее надежные, вменяемые. В конце концов нашли. Было даже больше 20 человек. Мы с мужем не могли быть в этой двадцатке, потому что состояли в двадцатке прихода Лурдской Божьей Матери.
Первое собрание двадцатки проходило в здании городской Думы, там тогда помещался Фонд культуры, в котором работал наш знакомый, Саша Кобак, православный христианин. Когда мы к нему обратились с просьбой провести в этом помещении собрание двадцатки о получении храма святой Екатерины, он нам помог. Собралось много людей, многие были уже в солидном возрасте, молодежи было не много.
Сделали все, что надо было по форме, собрали подписи, данные, в общем, сформировали двадцатку. Ну а потом уже начался процесс подачи документов и передачи этого храма. Этим занимался Боря Коваленко.
— Расскажите о молитвах на ступенях храма, чья это была идея?
— Эта идея принадлежала о. Людвику Вишневскому, который осенью 1990 года приехал в Петербург. Ему тоже была близка мысль о получении храма св. Екатерины, поэтому он предложил молодежи, с которой в основном общался, и которую опекал, приходить на ступени этого храма каждое воскресенье после службы на Ковенском.
Надо сказать, что это было уже после того, как община была зарегистрирована, но храм еще не был передан. По воскресеньям в пять часов у нас была месса в храме на Ковенском. После этого богослужения активная группа приезжала на ступени храма св. Екатерины и молилась по Розарию на разных языках. Звучала и латынь, и русский, и польский. Но самое главное, что все пламенно желали получить этот храм, молиться здесь, открыть двери на Невский проспект, что потом позже и произошло.
— Знаковым оказалось ночное бдение на Пятидесятницу, которое организовали студенты доминиканской семинарии из Кракова… Для консервативного Ковенского это бдение стало чем-то необычным.
— Да-да, дело в том, что доминиканцы, приехавшие сюда проводить это молитвенное ночное бдение были подготовлены очень хорошо. Они смогли создать такую молитвенную атмосферу, которой мы никогда не ощущали на Ковенском. У меня уже был раньше опыт, когда я была на Пасху в Польше, и ощутила мощь молитвы, общины, в каждом приходе, где я была. У нас такого ощущения не было, а они что-то такое внесли, необыкновенное совершенно.
Конечно, я думаю, что многие из молодежи прониклись этой молитвой, и они были очень воодушевлены. Многие потом остались, до сих пор я их встречаю в нашем храме и предполагаю, что, возможно, это молитвенное бдение сыграло какую-то роль в становлении веры.
— Помните ли Вы свои первые впечатления, когда вошли внутрь храма, когда его вернули верующим?
— В храме первый раз мы оказались, еще до создания двадцатки и до подачи документов. Просто пришли к этому храму несколько человек: Ядвига Шиманская, Саша Смирнов, Саша Шикер…
Этот храм реставрировали поляки, фирма PKZ. Он принадлежал филармонии, и предполагалось его отреставрировать и организовать в нем концертный зал. Поляки нам открыли дверь в храм, и мы вошли. Там было какое-то местное освещение, прожектора, и было очень трудно пройти, потому что везде лежал пепел, была страшная грязь, невозможно было не запачкаться.
Впечатление было ужасающее, потому что даже мраморные ангелы выгорели, от амвона осталась только искореженная металлическая основа. Всё сгорело. Впечатление было жуткое. Мы просто взялись за руки и прочитали «Отче наш».
Потом пошли в филармонию и узнали, у кого документы по этому храму. Бумаги были у очень любезной женщины, я не помню точно, какая у нее была должность, но она нам показывала и передавала все документы, которые нас интересовали, чертежи и прочую документацию. Она с очень большим уважением и открытостью помогала нам больше узнать об этом храме. Потом она привела к нам в воскресную школу своего сына. И он у нас принимал Причастие, ездил в детские лагеря.
— Помните само первое богослужение в храме, которое состоялось 4 октября 1992 года?
— Я особых подробностей не помню. Помню только, что у нас была уже воскресная школа, и мы вместе с ребятами после занятий пошли на это богослужение. Открытие было 4 октября, а воскресная школа началась с сентября, она уже функционировала.
— Много для нашего храма сделала Ромуальда Ханковска…
— По-моему она еще работала в фирме PKZ, как архитектор, а у нее было в замыслах вот этот концертный зал организовать таким образом, чтобы в любой момент он мог стать храмом. Она нам об этом говорила, и много усилий приложила к тому, чтобы восстановить часовню.
Она, вложила в это всю свою душу, искала самые дешевые материалы, но качественные, хорошие. Она что-то привозила из Польши, на протяжении долгого времени руководила реставрацией, и заботилась, чтобы все происходило самым наилучшим образом. Каждый раз, когда мы с ней встречались, она говорила о новостях в процессе реставрации, какие были сложности, какие радости, она была очень открытым человеком. Например, она привезла из Польши лепные розетки, которые ей удалось там купить – и они подходили один к одному по чертежам к тому, что было раньше, и она радовалась. Конечно, было очень приятно этот процесс как бы проживать вместе с ней. В октябре 1999 года состоялось освящение часовни.
Его совершал епископ Тадеуш Кондрусевич, а на Рождество выяснилось, что Ромуальда тяжело больна. Как будто она закончила свое последнее дело, самое важное в своей жизни. Она прекрасно справилась, замечательно восстановила часовню. И через несколько дней после Пасхи, она умерла, очень быстро. Говорили, что она была в полном сознании, все понимала, что с ней происходит. Так она закончила жизнь, трагически и красиво. Она была женщина далеко не старая, могла бы еще принести много пользы, и получить много радости от жизни, но вот Господь так решил.
— Храм поэтапно восстанавливался…
— Да, открывали его постепенно. Сначала была часовня, нынешняя ризница, она была полна людей. Потом часовня, которую пани Ханковская восстановила – она тоже наполнялась. А потом алтарную часть, пресвитериум, восстановили, это еще большее пространство, и оно тоже становилась заполненным верующими. И мы пришли к выводу, что надо открывать постепенно, и храм будет постоянно наполняться. И действительно, когда храм полностью восстановили, он опять стал наполняться. На Пасху всегда было не протолкнуться, очень много народу и очень тесно.
Помню, что когда ремонт был закончен, мы пришли с мужем в храм, сели и не могли уйти, нам так нравилось, так было радостно, что вот уже восстановили храм, что он живой, что можно здесь молиться.
На одном из богослужений, когда очередную часть храма открывали, епископ Тадеуш Кондрусевич так проникновенно говорил о том, что мы присутствуем при замечательном событии, когда восстанавливаются камни храма, буквально из пепла, но гораздо важнее, когда созидается община то есть камни это люди, их сердца, и созидается община верующих, именно это самое важное, подчеркивал он.
Было радостно от того, что мы все друг друга знали. Когда заканчивалось пасхальное богослужение, то еще около часа невозможно было выйти из храма, потому что надо было поздравить и поприветствовать своих знакомых. А в приходе все друг друга знали, это действительно была община, семья.
— Что Вам больше всего запомнилось из первых лет?
— Может быть, даже не из первых лет… Мы с Ядвигой Шиманской катехизировали в приходе Лурдской Божьей Матери. Когда отцы-доминиканцы получили храм св. Екатерины, мы, поскольку принадлежим к доминиканцам-мирянам, не сомневались, что перейдем сюда вслед за ними. Если нужно будет воскресную школу организовать, то мы будем помогать в этом деле. Отец Людвик сказал, что раз есть приход, то дети любого возраста должны получить поддержку и возможность учиться в воскресной школе.
Поэтому нашей задачей было, с первого дня существования прихода, организовать классы воскресной школы. Из катехизаторов сначала были только мы с Ядвигой, потом мы пригласили сестер матери Терезы, им было довольно-таки тяжело, потому что они уже работали в приходе Лурдской Божьей Матери, и пришлось работать на два прихода. Но они всё-таки не отказали нам, пошли навстречу.
Позже, когда приехали сестры-доминиканки, они очень быстро вошли в жизнь воскресной школы, и мы могли освободить сестер матери Терезы. Доминиканки занимались с младшими детьми.
У нас не было помещения для воскресной школы, и о. Людвик сказал, что надо арендовать где-то поблизости. И вот мы с мужем стали ходить по близлежащим организациям и искать место для воскресной школы. В соседнем дворе находилось училище, и нам удалось арендовать в нем несколько классов. Там одновременно занимались три группы до мессы и после мессы, была даже группа родителей, которую вел о. Людвик.
Было очень смешно, училище рабочих профессий, на стенах технические рисунки, схемы… Это для наших занятий не очень подходило, необходимо было приносить все время свои пособия, как-то создавать атмосферу подходящую для катехитических занятий, но все получалось.
— Вскоре ведь и детские лагеря появились…
— Когда начали воскресную школу в этом приходе, то кто-то из родителей, я даже могу точно сказать, кто – Сережа Минин, высказал мысль о том, как хорошо было бы летом организовать лагерь для детей. Он сказал, что одного часа в неделю религиозного воспитания для детей недостаточно, а если бы они могли еще вместе отдохнуть, и пожить…
Отец Людвик воспринял эту идею очень позитивно, и мы начали искать место для лагеря. Отец Людвик ездил в разные места, и вот, в конце концов, мы оказались в Можайском. Нам там понравилось, и в 1993 году мы устроили первый лагерь.
Первый лагерь был очень трудный и в то же время прекрасный. Он назывался, как и все лагеря в Можайском, «Эммаус». Это было желание о. Людвика, и всем это нравилось, потому что можно было легко объяснить, что это значит, вспоминая евангельское событие.
В первом лагере было около 100 детей, туда были приглашены дети не только из нашего прихода, но и все желающие. Все делали сами, готовили еду родители, а воспитателями была молодежь нашего прихода. Опыта, конечно, никакого не было, поэтому было очень трудно, но в то же время вместе решали все вопросы и как-то выходили из трудных ситуаций.
Я почти не спала, но тем не менее, не было какой-то изученности. Было воодушевление. Было ощущение, что это семья, потому что все хорошо друг к другу относились, поддерживали друг друга, помогали, была очень хорошая атмосфера. Отец Людвик сказал в конце: будут разные лагеря и лучше, и хуже, но это будет самый хороший и самый важный лагерь для вас. Первый лагерь был совершенно необыкновенный.
— Дошло ли ваше письмо Папе, о возвращении храма, неизвестно, но в 1994 году вы подарили Папе книжку с фотографиями прихода…
— Да, и не только книжку подарили. Подарили салфеточку, которую изготовили дети нашей воскресной школы.
То паломничество в Рим и встреча с Папой — это было что-то такое необыкновенное. Мы были на общей аудиенции Папы, лишь нескольким людям можно было подойти к нему для благословения, я была среди них, и у меня был подарок для него — салфеточка, вышитая детьми из Санкт-Петербурга.
Это была одна минута, может даже и меньше. Я подошла, преклонила колени, подала ему эту салфеточку. Отец Людвик стоял рядом и объяснял Папе, кто подходит. Он сказал: «ну вот это Надя, наша катехизатор». А Папа ответил: «А Надя! Это значит Надежда? Дайте еще Розариев для детей воскресной школы». Мне передали несколько Розариев. Папа меня благословил, и я ушла. Это продолжалось одну минуту, но мне показалось, что прошла целая вечность, что произошло большое, значительное событие. Свое имя «Надежда» я услышала, как будто книгу жизни открыли, прочитали. Такое у меня было ощущение.
Беседовал Михаил Фатеев
