Название говорит само за себя. Сторонники секуляризма и борцы за права атеистов сделали эту книгу своим манифестом. В ней нам открываются глубинные переживания человека, в 28 лет нашедшего спасение и утешение в вере, более десяти лет прожившего в ней, и постепенно пришедшему к радикальному осуждению религиозных институтов и полному отрицанию Бога.
Кого-то потрясают описанные Лобделлом судебные процессы над священниками-педофилами и разоблачения телепроповедников. Меня же глубоко потряс сам факт потери веры убеждённым, активно практикующим христианином. Приход Лобделла к вере был связан с евангелическими протестантскими общинами, но постепенно он стал посещать Католическую Церковь, прошёл полный курс катехизации, но так и не присоединился, потому что на этот период пришлись самые громкие секс-скандалы вокруг КЦ, которые Лобделл расследовал как журналист и чувствовал, что присоединяться к КЦ в этот момент было бы лицемерием с его стороны. Присутствие на судебных заседаниях, тщательное изучение этих дел, постоянные интервью с жертвами сексуального насилия стали первым толчком, пошатнувшим сложившееся мироздание Лобделла. Но тогда он ещё находил объяснение происходящему. То же объяснение, что находит большинство из нас, вдруг сталкиваясь с несправедливостью в Церкви: это всё человеческая слабость и греховность, но вовсе не доказательство отсутствия Бога.
Потом было ещё множество расследований: телепроповедники, наживающиеся на отчаявшихся, без того искалеченных людях, неустанное копание в статистических данных, характеризующих верующих самым неприглядным образом, и всё новые и новые жертвы насилия. И вот, уже понимая, что вера тает в его сердце, как весенний снег, Лобделл всё реже посещает церковь и почти не может молиться. Надо сказать, что за веру он боролся до конца: разговаривал с лучшими проповедниками и людьми, сохранившими веру, несмотря на все пережитые ужасы. Но ему уже ничто не помогает. И вот это меня по-настоящему оглушило.
Для меня католик и атеист – это два противоположных полюса. Объясню почему. Представители мало какой другой конфессии так глубоко погружены в жизнь Церкви и так зависят от самого института Церкви. Мы ходим на Мессу каждое воскресенье, а многие и гораздо чаще. Мы молимся утром, вечером и перед едой. Мы каждый год ходим в паломничества к святым местам, соблюдаем посты, участвуем в реколлекиях, читаем жизнеописания святых и труды отцов Церкви, посещаем занятия, посвящённые разбору Святого Писания, встречи с епископом и священниками. Большинство моих знакомых в католической среде близко дружат с разными монашескими орденами и конгрегациями, помогают им в самых разных делах. Другие помогают в приходе. Мы осознаём себя как община. Если смотреть глубже, Бог для нас не абстракция. Он воплощён в личности Иисуса Христа, который оставил вполне чёткие указания: кто будет вкушать Его Тело и Кровь, спасётся. Соответственно, нам необходимо Таинство Евхаристии, которое может преподать только Церковь. А к Таинству Евхаристии нельзя приступить без Таинства Покаяния, которое так же преподаёт только Церковь. Таким образом, католики привязаны к институту Церкви, Святое Писание – наше руководство в принятии жизненных решений, а Бог – Личность, которая присутствует в нашей жизни постоянно не менее реально, чем, скажем, наши родители, или соседи, или коллеги по работе. Только Бог гораздо больше. Однажды столкнувшись с Ним, с Его действием в нашей жизни, уже невозможно отрицать Его реальность. Это всё равно, что стоять перед многотонным бронепоездом и утверждать, что его не существует. Так я думала.
Да, вера – это Дар, а не плод усилия воли. И мне всегда казалось, что однажды получив этот дар, потерять его уже невозможно. И вот, на протяжении четырёхсот страниц я наблюдала историю человека, который очень хотел этот дар, получил его и много других даров от Бога, но всего этого оказалось недостаточно. Острое чувство несправедливости отравило его веру. Её не стало. Причём Лобделл в этой ситуации оказывается не одинок. Он приводит примеры других людей, которые так же сильно хотели верить и очень переживали, ощущая, что вера уходит, но потом смирились, сказали себе, что Бога нет, исключили Его из системы координат, в которой существуют. Меня это потрясло.
Что значит, после 10 лет веры и жизни в Церкви, сказать, что Бога нет? Признать, что всё это время ты жил в иллюзорном мире? Признать, что, молясь, ты разговаривал сам с собой? Признать, что миллионы людей во всём мире, с самым разным уровнем образования и социальным статусом, заблуждаются? Признать, что всё, чем ты руководствовался половину своей осознанной жизни, ложно? Это не укладывается в моей голове.
Читая автобиографию Лобделла, я думала о том, почему это происходит с людьми, почему в какой-то момент сомнения перевешивают. Я не раз видела, как верующие люди стушевываются и меняют тему разговора, если речь заходит о «неудобных вопросах». Например, почему Бог допускает страдания невинных, смерть детей, даже Своим святым и праведникам допускает пройти через страшные мучения и чудовищную смерть. Или почему при стихийных бедствиях или массовых убийствах верующие погибают наравне с неверующими, те, кто молит Бога о помощи, вместе с теми, кто в Него вообще не верит. Многие, насколько я это видела, предпочитают не думать об этом или ограничиваются стандартным набором объяснений и примеров из Святого Писания, которые даёт Церковь. Лобделл столкнулся с тем, что его эти объяснения не удовлетворяют. Так же они не удовлетворяли меня, и в какой-то момент я пришла к необходимости пропустить каждое своё сомнение сквозь себя и сквозь опыт моего личного общения с Богом. Мне кажется, только так можно выработать чёткое отношение к каждому такому «неудобному вопросу», чтобы не позволить ему отравлять твою веру в дальнейшем. Если же мы откладываем эти вопросы, замалчиваем их даже внутри, для себя самих, то постепенно ноша эта становится невыносимой, и наша вера рушится под тяжестью этих сомнений.
Но это скорее пережитый опыт. Если говорить о морали, которую можно вынести из четырёхсот страниц автобиографии Уильяма Лобделла, то она такова: мы должны серьёзнее относиться к своей вере. Порой мы рискуем свести её к набору определённых механических действий: исповедь, Причастие, мелочь на пожертвования, чтобы соседи по церковной лавке чего плохого не подумали, автоматическое бормотание заученных молитв… И хуже: мы так любим делать себе поблажки, говоря, «ну, это Иисус, конечно, не буквально, Он говорит метафорами» или «а это актуально только для той эпохи и той культуры». Всё это новообращённый Лобделл называл «христианством-лайт». И самое страшное, что оно реально существует, и не в ком-то там, кого за это следует смерить осуждающим взглядом, а в каждом из нас оно порой становится таковым. Мы забываем о том, что слово Иисуса живое, всегда актуальное, и содержит в себе призыв к действию, а не просто сборник житейской мудрости. Если мы выбираем, какие слова Иисуса воспринимать всерьёз, а какие – пропустить мимо ушей, мы уже не можем называться христианами. И пример Лобделла показывает, как часто люди отходят от Бога, видя, что верующие в Него игнорируют оставленные Им заповеди и уже ничем не отличаются от других.
Анастасия Орлова
