Другой день рождения

Прихожанка Надежда Мартынович:

– Году в 85-ом, когда мы начали ходить в приход на Ковенский по воскресеньям и по праздникам, – всегда видели Юру. Он нас тоже знал в лицо. Юра или был впереди со старушками, которые молились на польском, или нёс балдахин – всегда что-то делал.

Потом, когда наши православные друзья нас приглашали к себе на молитвенные встречи, — мы поняли, что хотим так же организовать католиков в свою группу. С Юрой мы тогда ещё не были знакомы, но он был один из наших первых кандидатов. Мы просто к нему подошли и пригласили его. Он сразу же согласился и стал к нам приходить.

– Читали Евангелие, а потом передавали горящую свечку по кругу, и каждый говорил, что он видит в этом Евангелии и о чём он хочет помолиться. Можно было ни о чём не говорить – просто подержать свечку и передать дальше.

Иногда до двадцати человек приходило. После молитвы пили чай и общались. Говорили о Евангелии, о жизни нашей Церкви. Приходили в семь вечера, а засиживались иногда до двенадцати. Юра приходил раньше других и уходил одним из последних.

Потом в 1990-м году мы начали воскресную школу – и это как раз было дело той самой группы верующих, что приходила к нам на «пятничные встречи». Кто только чем там ни занимался! Музыканты переводили песни, играли на музыкальных инструментах, пели. А когда мы ставили кукольную миниатюру про грехопадение, Юра Дорогин сыграл змея в Эдемском саду! Я сделала черный чулок, Юра надел его себе на руку. Он играл очень убедительно.

И вообще он очень артистичный.

– Юра хотел первоначально пойти во францисканцы, в третий орден. Но вот встретились ему доминиканцы, в лице отца Евгения, – и он поменял своё решение. Сначала хотел быть в третьем ордене, потом решил стать братом, а потом – и священником. Дерзал, так сказать. Потом он отучился, был рукоположен, служил в Ялте…

– Конечно. Там про него всё время рассказывают, помнят и уважают.

Он на территории храма поставил статую Девы Марии Лурдской и даже устроил какой-то источник воды – всё своими руками… Потом, я помню, что он сам делал какие-то необыкновенные книжные переплёты, с инкрустацией. У него золотые руки. Здесь он ремеслом не занимается, но я думаю, что если бы надо было – он бы и тут что-нибудь сделал. Хотя – он же соорудил рождественские ясли!

– Осталась прежняя эмоциональность. Осталось упорство. А если говорить о том, что изменилось – я считаю, что он очень вырос.

Его проповеди на «Радио Мария» – они глубокие и хорошие, приятно слушать. Раньше он, когда что-то говорил – очень волновался. А сейчас, когда я его слышу – мысль из него как будто льётся. Всё то, что он приобрёл – это результат его с Богом работы.

Отец Евгений Гейнрихс OP:

– Я познакомился с Надей Мартынович на конференции Духовной Академии в связи с Тысячелетием крещения Руси. Потом я бывал у них на пятничных встречах. Мы сошлись, у нас были общие планы. Тогда начались очень бурные перемены.

В начале 1989-го я начал служить на Ковенском, и там познакомился с Юрой. Он был довольно активным прихожанином в Ковенском переулке, ровно на десять лет меня моложе.

Я ему дал что-то почитать – может быть, это был устав Третьего ордена, где были какие-то общие рассуждения о доминиканской жизни, духовности и харизме. А устава Первого ордена тогда ещё на русском языке не было. Через какое-то время Юра рассказал мне о своём намерении поступить в Орден и попросил меня дать ему характеристику, которую я ему и дал. Это была моя обязанность – я же видел, что он не был ни разгильдяем, ни лживым или неуживчивым человеком – хороший, верующий прихожанин.

Я тогда написал, что «Юрий Дорогин заявляет о призвании», что у меня нет оснований подвергать это сомнению, а удостовериться в наличии призвания и помочь его осуществить я поручаю ответственным за формацию в новициате. С этим он уехал в Польшу. Когда Юра приезжал в Петербург, он, естественно, бывал в приходе – сначала как семинарист, затем как диакон. Тут, в храме, его и рукоположил во священники епископ Кондрусевич.

– Это всегда очень индивидуально. Он был человек, Церкви преданный, – я в этом не сомневался. В жизни прихода в Ковенском переулке он активно участвовал, в нашей группе у Нади и Жени Мартыновичей был постоянным посетителем, внешних препятствий никаких не было. Ну, а чтобы и общине, и самому человеку помочь лучше разобраться в своем призвании, и существует система временных обетов. Ведь при поступлении в орден у человека могут быть разные мотивы… Чтобы всё было, как говорится, bona fide – «по доброй вере», добросовестно.

Срок обучения достаточно длинный: минимум семь лет. За это время разовьются любые задатки, которые вначале опознать сложно. Каждый год с курса уходят несколько человек. А Юра через всё это послушничество прошёл.

У меня в жизни всё было по-другому. Но у меня получилось так, а у Юры — по-своему.

Он, конечно, человек упорный. У нас было всякое, случались и периоды неполного взаимопонимания. Но ведь тут дело не в том, каков человек в пути, а достиг ли он цели. Юра достиг, по крайней мере, промежуточной цели.

Я надеялся, что он, став священником, через какое-то время примет у меня настоятельство. Но руководство послало его на работу в Ялту, где он пробыл долго и вернулся уже после того, как я отсюда уехал в 2002 году.

Говорят, Юра хорошо справляется. Многие из тех, чьему мнению я могу доверять, его хвалят и как проповедника, и как исповедника. Поэтому я рад, что мне тогда довелось принять скромное участие в его судьбе.

– Мы с Юрой познакомились на доминиканской встрече в Москве. Его только-только рукоположили. Юрий ещё не имел отношения к доминиканцам-мирянам: ассистентом его назначили значительно позже. Тогда он ещё, по-моему, не совсем и переехал в Россию.

Я до этого про него ничего не знала: прихожу – новый человек. Но мы с ним при первой же встрече проговорили чуть ли не целый день.

– Мне кажется, не особенно. Он сейчас такой же, как всегда. Уже тогда он был взрослым состоявшимся человеком, поэтому сильных изменений в характере я за ним не замечаю.

При том, что у него ни разу не аскетическая внешность – он большой аскет. У него простые привычки. Я за ним не знаю ничего, что его как-то бы выделяло – от еды до быта. Он вполне способен обходиться абсолютным минимумом. Вот жару не любит. Любит Питер. В Ялте очень скучал по нему.

– В Ялте у него был такой период в жизни… Почти все проповеди были про Страшный Суд. В каждой как минимум раз упоминалось, что мы все умрём. Для курортного летнего города это особенно приятно, потому что периодически заходили туристы – а тут отец Юрий мрачным голосом говорит «всепокайтесь»… Он и сейчас любит про покаяние иногда ввернуть. Кто-то, наверное, скажет, что надо быть более позитивным. Но, по-моему, куда уж позитивней, чем Юрий! Хотя он, конечно, за словом в карман не лезет, умеет язвить так, что мало не покажется.

– Наверное, это прозвучит странно… На св. Иоанна Марию Вианнея. Кажется, что они очень разные. Но у меня Юрий вызывает воспоминание именно об Арском пастыре – из-за уровня ответственности по отношению к пастырским обязанностям. Если Иоанна Марию Вианнея мы называем «узником исповедальни», то у Юрия обязанностей – вагон и маленькая тележка. И в общине, и в приходе, и на радио, и с доминиканцами-мирянами, и в викариате в целом. Он отвечает за катехизацию воцерковляющихся, отвечает за подготовку взрослых крещаемых. Он ездит исповедовать и причащать старичков и старушек… Вот эти мелкие обязанности заполняют всю его жизнь от начала до конца. И он ни про одну из них не забывает.

Плюс он очень много делает от себя. Переводит литургические тексты, делает брошюрки для доминиканцев-мирян, снимает документальные фильмы, когда ездит автобусами по Европе, по местам св. Доминика. В Ялте он сделал цветник и альпийскую горку своими руками – я это застала.

Всё это вещи, важные для людей. Мы, наверное, не замечаем их, думаем, что они просто есть. Но без отца Юрия их было бы гораздо меньше. Поэтому такая вот ассоциация.

Ещё он служит латинские Мессы. Сам он сторонник новой Мессы, а не Тридентины. Традиционалистского снобизма он совершенно не разделяет. Но при этом вполне считает, что Тридентина – это хорошо и правильно, а латынь как сокровище Церкви – ценит и любит. Я думаю, что латинские Мессы в нашем приходе – это во многом его заслуга.

– Да, Юра читает самую разную литературу, бессистемно, что называется. Детективы, фэнтези – запросто. Не получается из него сноба. Последнее, что он читал из художественного – цикл про монаха-детектива брата Кадфаэля, все 21 книжку.

– Ну вот, например. Это было в Ялте. Я заехала к Юрию, и мы пошли вечером посидеть в кафе на набережной. Ночь, луна. Мы пьём крымское вино и о чём-то высокодуховном беседуем.

И тут входит в кафе мужик, больше всего похожий на братка. Бритый налысо, в спортивных трусах, с голым торсом, с золотой цепью на шее. Видит отца Юрия – расплывается в улыбке и говорит: «Здравствуй, коллега!» Я “роняю челюсть” и пытаюсь понять, какой конфессии он может быть священником. Не бородат – значит, не православный. Скорее всего, не армянин. Вряд ли протестант… Точно не католик, потому что крымских священников я на тот момент всех знала.

Он выходит. Я спрашиваю Юрия: «Что это было?» Он отвечает: «А, расслабься. Это мы вместе в спортзал ходим». Вот как люди к нему тянутся.