Вернуться дорогой любви, Божьей и человеческой, начало которой Он положил в родительской любви: «Я помню спальню и лампадку, / Игрушки, теплую кроватку / И милый, кроткий голос твой: / «Ангел-хранитель над тобой!» … Ты перекрестишь, поцелуешь, / Напомнишь мне, что Он со мной, / И верой в счастье очаруешь… / Я помню, помню голос твой! / Я помню ночь, тепло кроватки, / Лампадку в сумраке угла / И тени от цепей лампадки… / Не ты ли ангелом была?» И. Бунин.
Кто не знает, что такие воспоминания есть далеко не у каждого? И что от недостатка любви в детстве в душе остаются дыры, ведущие в пустоту, где нет жизни? И что Бог, сказавший «…на руках будут носить вас и на коленях ласкать. Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас…», Ис 66:12,13, с неутомимой изобретательностью посылает человеку, большому и маленькому, людей, обстоятельства и книги, помогающие залатать дыры ранних лет? Конечно, прежде всего, это любимые книжки детства, чтение которых утешало в минуты пустоты, особенно те страницы, что касались родительской любви.
К примеру, так: «…Сенечку уносят к маме, которая, лежа в постели, прикладывает его к груди. Мама делает мне знак подойти. Я становлюсь на колени около ее кровати. Мама гладит меня по голове и говорит очень нежно, очень любовно: — Дочка моя… я все время думаю: «Дети… наши дети…» Правда, хорошо? Как ни странно, я понимаю, что хочет сказать мама. До сих пор она всегда думала: «Дочка… Моя дочка шалит, учится, здорова, больна, надо купить нашей дочке мячик или скакалку…» Она не могла думать: «Дети», — у неё была только одна дочка. А теперь она думает: «Дети… наши дети…» И ей это приятно!». А Бруштейн. В рассветный час. 12+
Или вот так: «Неизвестно почему я заплакала и никак не могла перестать. Это не мой отец. Мой отец никогда так не думал. И никогда так не говорил. Это его тётя Александра заставила. Сквозь слезы я увидела Джима — он стоял так же уныло и одиноко и голову свесил набок. Идти было некуда, но я повернулась, хотела уйти — и передо мной оказалась жилетка Аттикуса. Я уткнулась в нее и услышала за светло-синей материей знакомые тихие звуки: тикали часы, похрустывала крахмальная рубашка, негромко, ровно стучало сердце. — У тебя бурчит в животе, — сказала я. — Знаю, — сказал Аттикус. — А ты выпей соды. — Выпью. — Аттикус, как же мы теперь будем? Всё станет по-другому, и ты… Он погладил меня по затылку. — Не волнуйся, — сказал он. — Погоди волноваться. — И тут я поняла — он опять с нами». Х. Ли. Убить пересмешника. 12+
Или как в книжке, которую, по признанию автора, «писала сама любовь»…
«Спи, Алёнушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Один глазок у Алёнушки спит, другой — смотрит; одно ушко у Алёнушки спит, другое — слушает. Все теперь собрались около Алёнушкиной кроватки: и храбрый Заяц, и Медведко, и забияка Петух, и Воробей, и Воронушка — чёрная головушка, и Ерш Ершович, и маленькая-маленькая Козявочка. Все тут, все у Алёнушки. — Папа, я всех люблю… — шепчет Алёнушка. — Я и чёрных тараканов, папа, люблю… Закрылся другой глазок, заснуло другое ушко… А около Алёнушкиной кроватки зеленеет весенняя травка, … и зелёная берёзка шепчет что-то так ласково-ласково. И солнышко светит, и песочек желтеет, и зовёт к себе Алёнушку синяя морская волна… — Спи, Алёнушка! Набирайся силушки… Баю-баю-баю…». Д. Мамин-Сибиряк. Алёнушкины сказки. 6+
Но кто не знает, и как умеет пустота маскировать эти дыры в душе сознанием попранной справедливости? Пробираться в сердце, как тать в ночи, и отравлять неверием настоящие и книжные дары любви, которые способны утолять жажду и дарить надежду, что и твою жизнь с детства не обходила любовь, даже если она долгие годы была для тебя тайной, поскольку ты не видел её? Вот как это может быть:
«-Аслан, — сказала Люси сквозь слёзы. — Ты можешь… ты сделаешь что-нибудь для этих бедных гномов? — Милая, — отвечал Аслан. — Я покажу тебе, что могу и чего не могу.
Аслан поднял голову и тряхнул гривой. В то же мгновение роскошные кушанья оказались на коленях у гномов … они жадно накинулись на еду, но совершенно не почувствовали её вкуса. Они ведь думали, что нашли её в хлеву. Поэтому один сказал, что пытается есть сено, другой — что нашёл старую редьку, третий — сухой капустный лист. Они подносили к губам золотые кубки с красным вином и говорили: «Фу, пить грязную воду из ослиной поилки! Кто думал, что мы до такого докатимся». Очень скоро каждый гном заподозрил, что другой нашёл что-нибудь получше, и кинулся отнимать; они перессорились и передрались, размазали прекрасную еду по лицам, по одежде, растоптали ногами. Когда все наконец расселись по местам, потирая синяки и разбитые носы, то сказали: — Ничего, по крайней мере тут всё без обмана. Мы не дали себя провести. Гномы за гномов. — Вот видите, — сказал Аслан. — Они не дадут себе помочь. Они выбрали выдумку вместо веры. Их тюрьма — в их воображении, но они — в тюрьме. Я не могу вывести их наружу, потому что они слишком много думают о том, чтоб не дать себя провести». К. С. Льюис. Последняя битва. 12+
Но разве сомнения в родительской любви и недоверие к ней (так же, как и к Божьей) не естественны для падшего мира, и не предельно глубоки в наше время? Может быть, потому так востребованы книжки-картинки для младших, где родители прямо говорят о сокровенной тайне своей любви?
«Малыш вздохнул и грустно ответил: — потому что таких злых малышей не любит никто на свете. — Ну — сказал Большой, — это просто смешно. Злой ты или нет, я люблю тебя всё равно. … А если любовь износится и ослабеет? Можно как-нибудь починить её или склеить? — Этот вопрос можно задавать бесконечно. Я знаю только, что буду любить тебя вечно». Д. Глиори. Что бы ни случилось. 0+
Тайна проста: принять детей, любить их… И защищать: «А если молния БА-БАМ, расколет небо пополам, мы в тёплом домике своем не испугаемся её. А если дикий ураган к нам прилетит из дальних стран, укрою совушку свою и что-то сонное спою». Д. Глиори. Непогода. 0+
Кто не знает, что нет ничего сложнее в осуществлении, чем то простое и понятное, которым хочется жить каждый день? «Самое лучшее наследство и самая большая помощь, какую родители могут оказать детям, — передать им всё доброе, что в них есть…». Алфавит духовный старца Паисия Святогорца. 16+
И каким бы ни оказалось это «всё доброе» в разное время родительской жизни — малым, средним или великим, главное, чтобы ключом к нему было то, что сказал Бог: «…и да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоём и идя дорогою, и ложась и вставая…». Втор 6:6,7. Тогда и сердце подскажет, как с детства открывать горизонты будущей самостоятельной жизни, в которой родительская любовь будет бескорыстной поддержкой.
«-Ты всегда ловишь меня, — едва дыша, пропищал Короткохвостик. — Неужели всегда? — спросила мама-мышь. — Не расстраивайся, сынок, придёт время, и ты станешь таким быстрым, что даже я не поймаю тебя. — Ты всегда находишь меня, — радостно пищал Короткохвостик. — Неужели всегда? — спросила мышь. Но это недолго будет продолжаться. Однажды ты станешь таким умным, что сможешь спрятаться даже от меня. — Я люблю тебя, — прошептала мама, целуя сонную мордочку малыша. — Ты всегда так говоришь, — протянул сонным голосом Короткохвостик. — Неужели всегда? — ответила мышь, укладываясь рядом с крохой. — Многое меняется, но любить тебя я буду всегда. Это останется неизменным». Д. Эммет. Люблю тебя всегда и навсегда. 0+
Вот еще несколько таких же книг для самых младших:
И приходит время, когда становится ясным, что и правда, «…нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано». Мф. 10:26. И тогда опыт родительской любви из детских книг поможет залатать детские же дыры, чтобы не лезла из них пустота, не дающая увидеть хоть малую меру, но всё же бывшей в ранние годы любви близких. А в её свете легче увидеть любовь, которой на протяжении всей жизни одаривал Бог.
«Любили тебя без особых причин / За то, что ты — внук, / За то, что ты — сын, / За то, что малыш, / За то, что растёшь, / За то, что на папу и маму похож. / И эта любовь до конца твоих дней / Останется тайной опорой твоей». В. Берестов.
И разве Отец Небесный, видящий тайное, не даёт явно Своему наследию всё потребное для жизни и благочестия…
А. Годинер
