Картина «Возвращение блудного сына» появилась в коллекции Эрмитажа в середине XVIII века. Князю Голицину удается купить ее у некоего коллекционера, господина д`Амезюна. В.Ф. Лессинг-Левинсон, один из выдающихся сотрудников Государственного Эрмитажа, посвятивший музею большую часть своей жизни, в своей книге «История картинной галереи Эрмитажа» так пишет о приобретении «Блудного сына»: «Этот самый драгоценный из эрмитажных Рембрандтов достался д`Амезюну весьма недорого. Он исходил их собрания архиепископа Кельнского Климента Августа Баварского, собрание которого распродавалось после его смерти в Бонне в 1764 году, было в значительной части скуплено торговцами Буалло и Жулленом и вывезено в Париж для второй аукционной продажи. «Блудный сын» остался не проданным на аукционе, на котором картины шли очень дешево, и д`Амезюн приобрел его… По-видимому, за немногим большую сумму, ее приобрели для Эрмитажа. Это не значит, однако, что эту картину не умели ценить. 15 августа 1772 года Фальконе с радостью сообщает Екатерине: «Мне пишут из Франции, что в какой-то глуши есть превосходная картина Рембрандта, составляющая пару к «Блудному сыну». Если она действительно так хороша, то эта картина достойна Вашей галереи. Если ваше императорское величество прикажете, то я напишу одному из лучших наших художников посмотреть, такова ли эта картина, как ее описывают; я, конечно, остерегусь давать это поручение кому-либо другому. Тогда остается только поручить доставку тому лицу, которое мне известно. Сюжет картины: Мардохей у ног Эсфири и Ассура…». «Если картина, о которой Вы говорите, — отвечает через несколько дней Екатерина, — может являться парой к моему «Блудному сыну», то я готова ее купить…»…» Но картина оказалась подделкой и некоторое, правда, весьма недолгое, время «Блудный сын» прибывал в одиночестве в залах Эрмитажа. В том смысле, что это была единственная картина Рембрандта в собрании Екатерины II.
В основу картины «Возвращение блудного сына» легла, как известно, евангельская притча (Лк 15,11-32). Художники всегда с удовольствием обращались к этому сюжету. В западноевропейском искусстве он приобрел особую популярность, начиная с XIII века, когда его стали использовать для украшения витражей французских церквей. Постепенно персонажей стали одевать в современные художникам одежды, тем самым показывая, что эта притча не теряет актуальности во все времена.
Каждый художник выбирает что-то свое. Кто-то показывает весь путь, пройденный блудным сыном. Например, у Дюрера есть сцена обращения, в которой представлен изголодавшийся юноша, окруженный свиньями. Он стоит на коленях перед корытом и молиться. Другие же художники показывают только сам момент возращения и отца, выбегающего навстречу сыну. Таковы картины Мурильо. Иногда представлены слуги, несущие новую одежду и ведущие тельца для праздничного пиршества. Опять же стоит посмотреть на полотна Мурильо. В этих работах много света, движения и радости. Разнообразие одежд не уступает разнообразию поз и эмоций. Перед нами словно разворачивается театральное действо. Даже здания на заднем плане кажутся декорациями.
У Гверчино юноша, тело которого вовсе не кажется изможденным, уже переодевается и отец тщательно следит, чтобы одежда была подобающей.
Не обходили вниманием эту тему и русские художники. Академист Лосев тщательно выписывает каждую деталь. Его блудный сын падает на колени прямо у порога, и весь его вид означает покаяние и смирение. А у Семирадского, напротив, вся сцена написана с восточной щедростью и буйством красок.
Интересно, что голландские художники, современники Рембрандта, предпочитали теме возвращения разгульный образ жизни блудного сына. В их творчестве появляются все возможные шумные компании, пирушки и сценки, намекающие на свободное времяпрепровождение среди блудниц. На полях стоит отметить, что и русских художников эта тема не обошла стороной. Пример тому – работа Поленова.
Рембрандт, следуя традициям времени, тоже пишет себя в «чертоге разврата». Здесь имеется в виду его «Автопортрет с Саскией». Они с супругой веселы и пьяны. Им кажется, что весь мир лежит у их ног. Богатая жизнь уже никогда не кончиться и хорошие заказы будут сами течь им в руки… Увы, все сложилось иначе.
Даже у Шагала есть картина, посвященная блудному сыну. Она словно переносит нас в атмосферу Витебска и создает особый, неповторимый, еврейский взгляд на эту притчу. Отец, еще совеем не старый человек, одетый, как и положено, в черный картуз, прижимает к груди сына. Откуда вернулся этот юноша? Уж не из Киева ли, куда ездил учиться без отцовского разрешения. Его голова не покрыта, значит, он жил в нееврейском окружении и был далек от законов предков. Вероятно, в эту картину Шагал вложил и частичку своей биографии. Ведь его отец не желал отпускать сына учиться и даже выбросил деньги на обучение в окно, чтобы лишний раз показать неправоту сына. В то время юноша, поступивший по-своему, воспринимался примерно так же, как младший сын, потребовавший причитающуюся ему часть имения. Но как бы отец не относился к жизненному выбору сына, Шагал никогда не забывал о своих корнях. Даже расписывая католические храмы, он привносил в создаваемые им образы свое еврейское понимание всего происходящего. И, возможно, его «Возвращение блудного сына» ближе к картине Рембрандта, чем какое-либо другое произведение.
Перед нами покаяние, пусть и переданное непривычными средствами. Возвращение в лоно религии предков. Йом Кипур, День Искупления. Это особое время в жизни еврейской общины, о котором Рембрандт, последние годы живший среди евреев и друживший со многими из них, не мог не знать. В это время не работают, не учатся и не читают. В это время молятся. Иудейские мудрецы пишут: «Всевышний любит Свой народ и не желает смерти грешника, а его раскаяния и возвращения на праведный путь. Поэтому Он установил дни, когда Он особенно близок нам и немедленно принимает раскаяние, как сказано у Пророков: «Ищите Господа, когда можно найти Его, призывайте Его, когда Он близко (Ис 55,6)».
Это время отличается еще и тем, что в синагогах поется молитва Кол Нидрей. В среде евреев, окружавших Рембрандта, она имела особое значение. Многие из них, живя в Испании и Португалии, под угрозой жизни вынуждены были принять крещение. Раз в год они тайком собирались, чтобы попросить у Всевышнего милосердия и прощения за то, что в течение года они выглядели как люди, преступившие законы Торы. Молитва Кол Нидрей – это молитва освобождения от невыполненных в течение года обетов, молитва примирения.
Как могли воспринять жители квартала Йордан, в котором прожил последние годы Рембрандт, его картину? Скорее всего, именно День Трепета и молитва Кол Нидрей пришли бы им на ум в первую очередь. Поскольку Господь принял их раскаяние и позволил на новой земле, в Голландии, восстановить общину и нормальную религиозную жизнь. Он принял их обратно к Себе, истерзанных и изрядно потрепанных, но все еще любимых детей.
И еще несколько слов о картине Шагала. В ней появляется красный петух. Это еще одна отсылка к Йом Кипуру, потому что в это время принято крутить над головой красного петуха и думать о своих грехах. В еврейском искусстве XX века этот красный петух становиться таким же символом покаяния, как для католиков фиолетовая стола.
Однако вновь вернемся к картине Рембрандта и продолжим разговор о покаянии уже с христианской точки зрения.
Младший сын покидает родительский дом. Он рвет все связи со своей семьей и общиной. В греческом тексте для описания его состояния используется наречие означающее, что он живет «вне», «без спасения». Это заставляет нас по-новому взглянуть на происходящие события. Перед нами не только некое продолжение притчи о талантах. Ведь у многих богословов мы находим размышления о том, что грех сына заключался не столько в том, что он попросил разделить имущество, а в том, что он бездарно его растранжирил. Здесь стоит привести и еще одно мнение: грех сына – в его желании независимости. В этом он уподобляется Адаму и Еве, выказавшим в раю свое непослушание.
Подобно прародителям, покидая родину и отчий дом, младший сын словно выходит за ворота рая. Теперь он будет жить по собственным правилам. Теперь он обрел полную свободу. И вместе с ней пришло одиночество. Оставшись без денег, он опускается на самое дно. В отличие от солдата из известной сказки Андерсена у него нет запасного варианта – волшебного огнива. Юноша остается наедине сам с собой, со своим характером и своими проблемами. Что, кроме денег, он вынес из родного гнезда? Ощущал ли он там себя нужным и любимым? Что на самом деле побудило его к протестным действиям?
Мог ли Рембрандт, поддерживаемый семьей во всех своих начинаниях, ответить на эти вопросы? Ведь для него жизнь в родительском доме совсем не напоминала жизнь тигра в клетке. Современная психология говорит о том, что множество наших проблем родом из детства. Да и в писаниях святых мы можем найти этому подтверждение, достаточно вспомнить «Исповедь» святого Августина, в которой он заново проходит весь свой жизненный путь, чтобы простить то, что еще не было прощено и «заключенных отпустить на свободу». Святой Августин проходит по дорогам своей судьбы вместе с Богом, позволяя Ему дать оценку произошедшим некогда событиям. Вероятно, именно этот путь, самое его начало, имел в виду и Дюрер, когда создавал гравюру с блудным сыном, молящимся посреди свиней.
Даже в детской книжке про мальчика Марселино (Хосе Мария Санчес-Сильва «Марселино Хлеб-и-Вино») главный герой, идя вместе с ангелом по дороге в рай, вспоминает о событиях своей жизни, глядя на них новыми глазами и давая им новую оценку.
Этот путь должен был пройти и младший сын, сын расточительный, потерявший по дороге к удовольствиям все, что имел, от денег до чувства собственного достоинства. Он, будучи евреем, никогда ранее не прикасавшимся к свинине, становится свинопасом. Он попирает все законы, по которым жили его предки и действительно оказывается вне спасения.
Сейчас мы знаем, что поведение свиньи, предпочитающей лежать в луже, как говорит апостол Петр, «вымытая свинья идет валяться в грязи» (2Пет 2,22), связано именно с ее чистоплотностью, таким образом, она избавляется от паразитов. В древности же люди не анализировали поведение этого животного. Они просто констатировали: свинья – это грязь. Кроме того, потребления свиного мяса было частью языческих культов и потому сурово осуждалось иудеями. Во второй Маккавейской книге даже есть повествование об иудеях, предпочитавших умереть, чем приступить закон и отведать запретного мяса.
Младший сын же опустился до такого состояния, что готов был не только жить среди свиней, но и делить с ними обед. И именно здесь, на самом дне жизни, к нему приходит новое понимание: был сделан неправильный выбор. Исправить уже ничего нельзя, но можно вернуться в то место, где тебя когда-то любили и попробовать начать все заново.
Это – только самое начало пути. Пути тернистого и сложного, пути переосмысления своей жизни и прежнего опыта. Вспомним слова блудного сына: «сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода». Здесь еще нет раскаяния, только сравнение. Но ведь именно оно часто и становиться началом обращения. Когда Иисус спрашивает своих учеников: не хотите ли и вы отойти? Петр отвечает ему вопросом же: к кому нам идти? (Ин 6,67-68). В этих словах слышится не только удивление. Этот ответ говорит о том, что ученики сравнивали своего Рабби с другими учителями, сравнивали порядки в своей общине с тем, что происходит у других. И они не только пришли к выводу, что нашли самое хорошее, самое духовное место и самого лучшего учителя. Сравнение и наблюдение за теми людьми, которые приходили к Иисусу, позволили ученикам сделать вывод, что именно Он – Тот, Кто имеет глаголы вечной жизни. Он – Христос, Сын Бога Живого.
У Ивана Бунина мы находим следующие строки:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет — Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?».
И забуду я все – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным колосьям припав.
Блудный сын сравнивает свою нынешнюю жизнь с жизнью в доме отца, как грешник сравнивает свое состояние с тем временем, когда его душа была чиста и невинна. Он не встретил на чужбине своего счастья. Зато вспомнил детство, тепло родительского дома и решил рискнуть… И в этот момент происходит обращение, «перемена ума», появляется новый взгляд на жизнь. Младший сын поднимается с колен, чтобы двинуться в обратный путь. Но на этом пути осознания своей греховности он уже не один. Как святой Августин и как маленький Марселино, он имеет достойного и честного Спутника.
Проходя дорогами, некогда уводившими его от родительского дома, он постепенно переходит от физического понимания своей удаленности от отца к пониманию духовному. В своем поступке он начинает видеть не просто подростковый бунт, но грех против неба, против Бога. От самокритики он подходит к пониманию того, что готов понести наказание.
И здесь вспоминаются стихи еще одного поэта, Давида Самойлова:
Я в этой жизни милой
Изведал все пути.
Господь, меня помилуй.
Господь, меня прости.
Но суеты унылой
Не мог я побороть…
Господь, меня помилуй.
Прости меня, Господь.
Да, в этой жизни, Боже,
Не избежал я лжи.
Карай меня построже,
Построже накажи.
Блудный сын также готов принять суровое наказание. Быть наемником, слугой в доме собственных родителей – это тяжкое испытание. Он готов на все, только бы снова жить в родительском доме. Ему предстоит пройти через непонимание и недоверие. Вероятно, уже не будет прежних отношений: нельзя войти в одну реку дважды.
Если бы отец обиделся и не пустил его на порог, это было бы очень по-человечески. Наверняка, юноша испытывал страх. Совершенный им поступок уже не детская шалость и теперь недостаточно пролепетать: я нечаянно, больше не буду. Младший сын поступил как взрослый и довольно жестокий человек, теперь настало время отвечать за свои поступки.
Он заготовил целую речь, в которую вложил все свое раскаяние и желание измениться. Он не упрекает отца за то, что тот не остановил его, не уберег от возможных ошибок. Отец дал своему младшему ребенку свободу и тот был волен ею распорядиться по своему усмотрению. Теперь некого упрекать, кроме себя, и блудный сын находит в себе силы, чтобы это признать.
Но нужны ли отцу все эти длинные речи? Ему нужен его любимый маленький сын.
Еще одно прочтение этой истории мы находим у Николая Гумилева:
Я падаль сволок к тростникам отдаленным
И пойло для мулов поставил в их стойла;
Хозяин, я голоден, будь благосклонным,
Позволь, мне так хочется этого пойла.
За ригой есть куча лежалого сена,
Быки не едят его, лошади тоже,
Хозяин, твои я целую колена,
Позволь из него приготовить мне ложе.
Усталость – работнику помощь плохая,
И слепнут глаза от соленого пота
О, день, только день провести, отдыхая…
Хозяин, не бей! Укажи, где работа.
Ах, в рощах отца моего апельсины –
Как красное золото полднем бездонным.
Их рвут, их бросают в большие корзины
Красивые девушки с пеньем влюбленным.
И с думой о сыне там бодрствуют ночи
Старик величавый с седой бородою,
Он грустен. Пойду и скажу ему: «Отче,
Я грешен пред Господом и пред тобою».
И в горечи сердце находит усладу:
Вот сад, но к нему подойти я не смею.
Я помню…мне было три года… по саду
Я в запуски бегал с лисицей моею.
Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,
Томили предчувствия, грызла потеря…
Но целое море печали не смоет
Из памяти этого первого зверя.
За садом возносятся гордые своды,
Вот дом – это дедов моих пепелище.
Он, кажется, вырос за долгие годы,
Пока я блуждал, то распутник, то нищий.
Там празднество: звонко грохочет посуда
Дымятся тельцы и румянится тесто,
Сестра моя вышла, с ней девушка – чудо,
Вся в белом и с розами, словно невеста.
За ними отец…Что скажу, что отвечу,
Иль снова блуждать мне без мысли и цели?
Узнал…догадался…идет мне навстречу…
И праздник, и эта невеста…не мне ли?
«Мой сын был мертв, и ожил», — говорит отец. Он был «вне спасения» и, вот, мы снова обрели его. Притча о блудном сыне становиться не только рассказом о новом рождении, рождении свыше. Не зря голова блудного сына на полотне Рембрандта напоминает не то коротко подстриженного каторжника, не то едва родившегося младенца. Это еще и история о воскресении из мертвых. Перед нами раскрывается картина пасхальной радости, перехода от смерти к жизни. Блудный сын, прошедший долиною смертной тени, выходит из рабства греха к жизни вечной.
Эти размышления подводят нас к мысли, которую высказывает в своей книге «Возвращение блудного сына» о. Генри Нувен, SJ. «Во имя нашего спасения, — пишет он, — Сам Иисус стал блудным сыном. Он покинул дом Своего Небесного Отца, ушел в дальнюю страну, отдал все, чтобы вернуться к Своему Отцу. И совершил Он все это не как сын, восставший против Своего Отца, но как послушный сын, посланный для того, чтобы возвратить домой всех потерянных детей Господа. Иисус, рассказывающий притчу тем, кто осуждает Его за общение с грешниками, Сам прошел этот долгий и мучительный путь». Рембрандтовский молодой человек, с лицом новорожденного младенца, соединяет в себе образ маленького Иисуса, пришедшего в мир в холодной вифлеемской пещере, и Агнца Божьего, берущего на себя грехи мира. «Не он ли Тот невинный, ставший жертвой за наш грех? (2кор 5,21). Не он ли Тот, Кто «не почитал хищением быть равным Богу», но сделался «подобным человекам» (Флп 2,6-7). Не он ли Тот безгрешный Сын Божий, Который воззвал на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27,46). Иисус – блудный Сын, отдавший все, что Он получил, чтобы я мог уподобиться Ему и вернуться вместе с Ним в дом Его Отца».
Анна Гольдина
Иллюстрации: 1-7. http://www.liveinternet.ru/users/2010239/post69875512/
8,10. http://rembr.ru
9. http://www.art-storona.ru
