Я часто задавался вопросом, что было бы с моей молитвой, что стало бы с моей верой если бы они сводились лишь к тому, что исходит от меня самого? У меня уже было множество ответов: ответ Библии, которая указывает на религиозные отношения как на завет, заключенный раз на всегда и переживаемый всем народом, всем телом; ответ психологии, которая показывает, как формируется личность, впитывая все прошлое и настоящее, неразрывно связанное с другими людьми. Церковь всегда была матрицей для моей веры и молитвы. В ней и благодаря ей вера и молитва подпитываются от веры и молитвы Авраама, Давида, пророков и Павла, Афанасия, Августина, Льва, Фомы Аквинского, Франциска и обеих Терез. Карл Барт, чья вера и молитва так питали меня, писал в 1966 году: «Сегодня мы колеблемы волнами. А это значит, что мы не свободны, и находимся в плену бушующих волн».
Церковь дала мне твердую основу, уверенность, необходимую мне, чтобы жить и быть свободным. Иначе я бы подвергся риску стать всего-навсего водоворотом: движением, быть может очень живым, но без точки приложения и, таким образом, без пользы. Изучая Предание, я был поражен тем, что оно является чем-то иным и большим, нежели передача идей: оно передает не школьным и концептуальным манером, а жестами, литургией, в которую вовлечены все. Вера во Христа Искупителя проникла в меня посредством крестного знамения, вера в Евхаристию – через причастие и храмовую атмосферу. Я не желаю впадать ни в эстетизм, ни в романтизм. Но почему бы моему духовному существу, и вообще моему человеческому существу не учиться, воспринимая всю полноту аффективных и чувственных средств, пронизанных Духом? Моя мать по плоти могла состариться, хотя моя собственная мама сердцем и духом осталась моложе нас всех. На лике моей Церкви есть несколько морщин, у нее осталось несколько старомодных привычек. Но она усердно стремится к тому, — и это также и мое дело, которое я не могу оставить одним лишь пастырям, — к тому, чтобы быть не Церковью вчерашнего дня в сегодняшнем мире, но всегдашней Церковью в мире людей, каким делает его история. Она знает, что такое Миссия, и что в этом отношении ее будущее – это присутствовать в мире будущего.
Если мы ждем, чтобы Церковь стала безупречной, чтобы участвовать в ее жизни и быть ее частью, то мы не начнем никогда. Эмманюэль Мунье мог бы дать нам золотое правило, говоря: «Быть человеком, это находиться в состоянии творческой двусмысленности. Существовать, это постоянно ставить себя под вопрос и непрестанно становиться причастным». Церковь надо видеть в перспективе, смотреть на нее как на историю, требующую продолжения, то есть как на задачу и миссию. Нельзя довольствоваться разговором о Церкви статичной. В каком-то смысле она строится каждый день верностью и деянием Господа, но также и нами, ибо Бог через нас действует между небом и землей.
Перевод Юлии Ивановой
