Что вы думаете о постоянном духовном руководстве?
Недавно у нас были монастырские реколлекции, их проводил о. Людвик Вишневский, один из самых знаменитых доминиканских пастырей, наших звезд. Он говорил о том, что когда-то, когда он был молодым священником, одна особа попросила его стать ее духовным руководителем, и когда она только начала говорить ему обо всех своих духовных переживаниях, то он сказал, что не согласится, и с того момента никому не предложил духовного руководства. В этом есть своя мудрость.
Должен сказать, что не знаю, хорошие ли духовные руководители получаются из доминиканцев. На этом специализируются иезуиты. Многих людей я исповедую более-менее постоянно, не знаю, помогаю ли им, но стараюсь помогать и служить людям, как только могу. Надо различать исповедь и руководство. Исповедь — это очевидная вещь. Это Таинство. Мы приходим, чтобы исповедать грехи, получить наставление и принять отпущение грехов. Исповедник помогает кающемуся различить, исполняет ли он свое призвание, развивается ли и возрастает духовно, не впадает ли в какие-то иллюзии и заблуждения? Является ли его духовный опыт встречей с Богом, а не духовными фантазиями?
А на чем основано духовное руководство? Куда оно ведет?
Тереза Авильская говорила сестрам: “Старайтесь, чтобы ваши исповедники, прежде всего, были хорошо образованы, не обязательно им быть очень набожными. Важнее, чтобы у них было богословское образование, и чтобы они помогли вам различить, не иллюзия ли то, что вы переживаете”.
Но если предполагается, что духовный руководитель будет принимать за человека решения, то у меня это вызывает сомнения, потому что решения должен принимать каждый из нас сам. Если руководитель видится, как надсмотрщик нашей внутренней жизни, то не думаю, что это хорошо. Если духовный руководитель занимается тем, что разбирает меня на части — то я этого очень боюсь. Я много раз в жизни встречал людей, которых разобрали на части, а потом в течение всей жизни они не могли собрать себя обратно. Хочу предостеречь вас. Сегодня очень сильно в духовную жизнь вмешивается психология, этим занимаются некоторые из моих братьев, и кажется, они в этом эксперты, я — нет. Я бы никогда не решился на то, чтобы вести человека в том смысле, чтобы разобрать его на части, вернуть его в детство и попробовать интерпретировать страхи, которые у него были в возрасте четырех лет, а потом собрать его обратно.
Думаю, что доминиканская школа — это школа объективизации. О. Марек Пеньковский, когда кто-то приходит к нему за духовным советом и рассказывает о своих различных духовных проблемах, терпеливо слушает с прекраснейшей улыбкой, и в конце говорит: “Знаешь… займись кем-нибудь другим, хватит уже заниматься собой”. Это его совет по многим людским проблемам, и этот совет довольно эффективен. Иногда мы можем так заняться собой, что запутаемся.
Мы испытываем в себе некоторые ограничения, и как-то с ними живем. Не знаю, хорошее ли у меня было детство, был ли я ранен семьей, школой, исцелился ли от всех комплексов или нет, — не знаю. У меня есть какие-то страхи, не знаю, надо ли мне идти к психологу на терапию, но боюсь, что если начать во все это глубоко входить, то до конца жизни мне бы пришлось заниматься только собой и помогать только себе.
Есть такое мнение, что прежде чем помогать другим, надо помочь себе. Может быть, в психологии это и так. Но в духовной жизни — не обязательно. Например, я убежден, что то, что мы проповедуем, превосходит нас. Мы проповедуем не то, чем живем; мы проповедуем Евангелие, которое выше нас. Зачастую мы говорим лучше, чем живем, но наоборот быть и не может. Мы не можем говорить о том, как живем, потому что проповедуем не себя, а Евангелие, которым стараемся жить и Христа, за которым стараемся идти.
Простите, что так обтекаемо отвечаю на вопрос, но я не знаю, на чем должно быть основано духовное руководство. Наверное, стоит иметь постоянного духовника, в некоторые моменты это просто необходимо, чтобы не впасть в духовный маразм и не запутаться в грехах. Если я честен и работаю над собой, то постоянный исповедник поможет мне. Но есть и такой момент, что к постоянному исповеднику можно привязаться, потом стесняться сказать ему искренне о своих грехах, чтобы он не подумал обо мне плохого. Может появиться какое-то духовное кокетство.
В Таинстве Покаяния необходим момент объективизации и иногда некоторой строгости. “Слониха вела слоненка. Слоненок куда-то отошел, сделал что-то, чего делать нельзя, тогда слониха своими слоновьими шагами подбежала к слоненку и хоботом так поддала ему, что слоненок свалился. Но тут же поднялся, и слониха хоботом прижала его к себе”. Так и в исповеди. Иногда надо сначала грешнику “поддать”, а потом ободрить. Или сначала быть с ним мягче, а потом поставить высокие требования. Думаю, что в этом сущность доминиканской жизни: мы принимаем человека, но не останавливаемся на этом, а ставим высокие требования.
Помню, как в краковском монастыре была какая-то встреча, человек пятьсот кормили бигосом, и пришел парень с ирокезом на голове. Он подошел ко мне и сказал: “Знаете, отец, я очень люблю доминиканцев, потому что когда первый раз пришел к вам, никто не задал мне вопрос об ирокезе. Никто не спросил, что у меня на голове, а только как меня зовут и чем занимаюсь”. Думаю, это доминиканская духовность: принять, а потом ставить требования.
В исповеди это тоже крайне важно: принимать и требовать. Чтобы быть постоянным исповедником, священник должен быть очень зрелым. Хорошо, когда есть постоянный духовник, но надо остерегаться ловушек, потому что может оказаться и так, что наличие постоянного исповедника не помогает мне идти вперед, а задерживает на каком-то этапе моей жизни.
Поэтому иногда стоит поменять исповедника — это хорошо и для его смирения, и для кающегося это бывает очень полезно.
Несомненно важна честность с Богом, и лучше всего она проявляется в Поклонении Пресвятым Дарам. Там уже не получится врать. Хорошо, когда перед исповедью есть момент Поклонения, чтобы перед Христом присмотреться к себе и увидеть, где я себя обманываю.
Есть такая молитва: От греха от меня сокрытого, избавь меня Господи. Христос приходит для того, чтобы избавить нас от всякого обмана, и чтобы мы жили в истине: “Познаете истину, и истина сделает вас свободными”. Эта истина крайне важна в Таинстве Покаяния. Правда о том, что переживаю, что во мне творится, каким образом развиваюсь, каковы мои отношения с людьми.
У иезуитов немного другие концепции, приглашаю вас познакомиться с ними. Интересно, что очень многие из тех, что прошли через доминиканское душепастырство, на каком-то этапе взяли что-то от доминиканцев — духовный объективизм, литургию, любовь к ней, получили зрелость и осознанную веру, и если при этом им чего-то не хватает в личном измерении, то едут на игнацианские реколлекции. Некоторым это помогает. Многие потом возвращаются к доминиканцам.
Не знаю, хорошо ли у нас получается помогать людям, но мы не хотим обманывать их. Во-первых, делаем ставку на зрелость: каждый сам перед Богом отвечает за свою жизнь. Не исповедник, не духовный руководитель, каждый сам перед Богом. Это видно даже в нашей духовной подготовке. Новиций приходит в Орден, есть магистр новициата, который заботится о новициях, но за формирование своего призвания новиций отвечает сам, и с самого начала слышит о том, что каждый из нас отвечает перед Богом сам.
Исповедник или руководитель может только помочь, пролить какой-то свет. Доминиканцы всегда ведут человека к Литургии, потому что тут мы уверены, что пребывает Христос.
Вопрос насчет регулярности исповеди: иногда не удается исповедоваться регулярно, можно ли при этом приступать к Причастию?
Если у нас в жизни нет объективных причин, которые бы делали невозможным приступать к Святому Причастию, если совесть не обвиняет меня ни в одном тяжком грехе, то исповедь можно ненадолго отложить. Если, не дай Бог, случилось упасть, согрешить, никогда нельзя откладывать исповеди, даже если исповедовался неделю назад. Нормальное состояние христианина — жизнь в освящающей благодати и Евхаристическом общении.
Если я нахожусь в Евхаристическом общении, у меня на совести нет тяжкого греха, то тем не менее стоит исповедоваться регулярно. Нет определенного правила: каждый месяц, каждые две недели, каждые два месяца — самому надо выработать себе какой-то принцип. Думаю, что Церковь мудро предложила исповедоваться в первую пятницу месяца. Если исповедоваться каждый месяц, то наверняка в этом будет много хорошего.
Не надо откладывать исповеди надолго, потому что тогда мы остываем духовно. Надо следить за своей духовной температурой. Наличие постоянного исповедника помогает исповедоваться регулярно: раз в месяц, в два. Я бы не советовал исповедоваться реже.
Призываю также избегать исповеди “по случаю” — по случаю Пасхи, Рождества, Крещения, юбилея. Исповедь должна быть осознанным решением возрастать духовно, развиваться. Если вы живете близко к Богу, то прекрасно чувствуете на молитве, что уже пора на исповедь, уже есть какой-то первый звоночек, наитие от Духа Святого.
Я часто спрашиваю человека, что привело его на исповедь. Нередко оказывается, что назавтра ему надо быть свидетелем на венчании или хоронить отца. Тогда я пробую подтолкнуть такого человека задуматься, не хочет ли он что-нибудь изменить в жизни. Помню, как на лекциях по нравственному богословию один из наших отцов говорил, что обязанность исповедника в том, чтобы помочь кающемуся обрести такое состояние, в котором он сможет дать ему прощение грехов. И чтобы это прощение грехов принесло добрые плоды. На исповедь иногда приходят из страха, иногда, потому, что что-то происходит семье, а не чтобы обратиться и жить с Господом Богом. Иногда бывают ситуации, когда грехи отпустить невозможно. Обязанность исповедника в том, чтобы в разговоре помочь кающемуся открыться Божией благодати.
Мне случалось не дать прощения, случилось, и сожалею об этом, ранить человека недостатком открытости и чувствительности. Но я всегда стараюсь помочь человеку открыться благодати Божией, а если ситуация трудна, спрашиваю: “Как ты сам скажешь, могу ли я тебе отпустить грехи? Как ты видишь себя сам? Каково состояние твоей души?” Пробую показать, что ему надо порвать с этим грехом, потому что “если не порвешь, то эта исповедь может оказаться неправдивой”. Пробую прояснить ситуацию и потом спрашиваю: “Скажи, должен ли я простить тебе грехи?” Человек отвечает за то, будет ли в нем жить Божия благодать и произойдет ли его примирение с Богом, я не могу произвольно ответить “нет”. Иногда бывают объективные причины, когда нельзя дать отпущение грехов, но в большинстве случаев человек должен понять в своей совести, хочет ли он примирения с Богом.
Но если человек еще не готов, то лучше подождать. Вероятно, в нашей жизни бывают ситуации, когда лучше быть честным грешником, чем нечестно обратившимся. Если кто-то будет пытаться соврать в конфессионале, так лучше еще подождать. Лучше подождать с отпущением грехов, чем делать какие-то морально-духовные трюки. Бог нас любит, любит и тогда, когда я не могу быть с Ним в полном единстве.
Как долго после исповеди можно приступать к Причастию?
Здесь встречаются две школы. Когда я рос, было распространено мнение, что Причастие — это награда за хорошую жизнь. Если ты хороший и честный, можешь приступить к Причастию. Поэтому старшее поколение было воспитано так, что к Причастию приступали в день исповеди, ну может быть еще два-три дня позже, и все.
В себе надо формировать зрелую веру, быть осознанным христианином, который не будет приступать к Причастию, если понимает, что не может, а во всех остальных случаях приступает. Легкие грехи — не препятствие для того, чтобы приступать к Причастию. У нас зачастую бывает ощущение, что мы недостойны, но это ощущение не является препятствием для Принятия Таинства. Наоборот — надо приступить к Причастию, потому что Причастие — не награда.
Бывает и другая крайность — на Западе к Причастию приступают все время, а вместо исповеди устраивают покаянное богослужение. Доминиканская духовность — это духовность золотой середины. Мы не должны приступать к Причастию, если совесть обличает нас в тяжком грехе, а если нет, то мы должны приступить к Причастию.
Христос жаждет дать нам Себя в Причастии, Он говорит: “Приимите и ешьте от него все, ибо сие есть Тело Мое”. Но с другой стороны Он перед этим омывает учеников. А с третьей стороны Иуда причащается, и после этого идет и предает Христа. Надо понимать и жажду Христа соединиться с нами, и серьезность греха. Если есть тяжкий грех, нельзя его банализировать.
Могут ли люди, отлученные от Причастия, однократно приступить к нему по случаю Первого Причастия ребенка?
Такого в Церкви не существует. Есть объективные ситуации, когда католики не могут приступать к Евхаристическому Причастию. Такой объективной причиной является брак, не освященный Таинством Венчания. У людей, которые живут в таких союзах, есть несколько выходов. Первое — они могут решить жить, как брат с сестрой, и тогда могут вернуться к принятию Таинств. Несколько таких пар я встречал. Могут принять Причастие в опасности смерти, например, перед операцией. Но ни Первое Причастие ребенка, ни другие семейные причины не являются причиной, по которой они могли бы приступить к Причастию.
Еще в Жешове я встречал прекрасных людей, которые живут в невенчанном браке, потому что со стороны одного из супругов было непреодолимое препятствие. Они были прекрасными людьми, я преподавал Закон Божий их ребенку. Когда ребенок приступил к Первому Причастию, они не могли приступить вместе с ним. Для них это было огромное страдание, у папы в глазах стояли слезы.
Но есть Причастие желанием. Это что-то прекрасное. Когда человек по каким-то причинам не может приступить к Евхаристическому Причастию, то всегда может возбудить в своем сердце жажду Иисуса и желание соединиться с Ним в Евхаристическом Причастии. Это очень важно, и об этом надо помнить и напоминать другим людям, чтобы не было ощущения, что их отвергли.
Каково определение тяжкого греха?
Тяжкий грех, это сознательное и добровольное преступление Божиих или церковных заповедей в серьезной материи. Во-первых, человек должен осознавать, что преступает Божию заповедь. Должна присутствовать добровольность и тяжелая материя. Чтобы ответить на вопрос, что является такой тяжкой материей, и появились “каталоги грехов” — испытания совести.
Взгляд на жену ближнего — это уже тяжкий грех? Бывает такая скрупулезная совесть, которая скажет: “Да, я тяжело согрешил”. А бывает такое попустительство, что живем в любовном треугольнике, и никто не переживает.
Есть объективные нравственные нормы — это, например, заповеди. И есть субъективная нравственная норма — это моя совесть. То, как применить объективную нравственную норму к конкретной ситуации, решает совесть. Совесть — это субъективная нравственная норма, которая должна помочь мне применить к конкретной ситуации объективные нормы. Совесть надо постоянно формировать и воспитывать. Если совесть правильно сформирована, она будет болеть все сильнее. Не только посмотрев порнографию, пойдешь на исповедь, но и просто нечистый взгляд будет таким сигналом.
Бывает, на исповеди люди спрашивают: “Это грех?” Иногда я этого не знаю. Например, человек дает уроки и потом, когда платит налоги, не декларирует дохода за нее. Тяжкий ли это грех? Я этого не знаю. Потому что даже если есть сознательность и добровольность, непонятно, серьезная ли это материя, если это вопрос пятисот рублей. Следующий вопрос: каковы обстоятельства этого человека? Если это супруга, ее муж работает на полставки и получает восемь тысяч, а она работает учительницей и зарабатывает не больше. У них дом и трое детей. И что тогда эти пятьсот рублей? Конечно, нравственная норма, это честность, радикальная честность. Один итальянский епископ написал, что уклонение от налогов — тяжкий грех.
Иногда в монастыре мы нанимаем кого-то, чтобы он убрал двор, и потом платим ему какие-то деньги. Конечно, мы их не декларируем, и я плохо себя чувствую в такой ситуации. А с другой стороны человек, который приходит, просит меня помочь, и лучше я дам ему эти пятьсот рублей за работу, чем просто так. Нужно ли мне в этом исповедоваться? Иногда исповедуюсь, когда есть сомнения. Но с помощью каких-то точных определений мы не разрешим всех нравственных ситуаций, в которых можем оказаться. Тут наступает момент моей личной ответственности, моей совести.
Нам как христианам часто надо бывает принять решения: повернуть направо или налево. Можно, конечно, позвонить исповеднику, срочно выслать смс с вопросом “Что делать?” Если исповедник ответит, то совершит ошибку, потому что решать должен не он, а я. Я должен принять ответственность за принятое решение. Надо помнить о том, что мы живем в мире Божиего Провидения, и говорим об освящающей благодати. Есть еще что-то, о чем редко помним — о благодати действия. Бог в конкретных жизненных ситуациях дает нам благодать, необходимую в этой конкретной ситуации. Стоит помолиться о свете Святого Духа и попросить Его о помощи в принятии решения.
Я думаю, что если мы действительно стараемся жить честно, если любим Господа Иисуса и стараемся быть праведными католиками, то не так легко совершить тяжкий грех. Я убежден, что мы настолько чувствительны, что прекрасно чувствуем тяжкий грех, а если сделаем что-то плохое, то совесть не даст нам спать спокойно.
Например, семейная ссора. Не знаю, ругаетесь ли вы и с какой интенсивностью, но мне кажется, что не в каждой ссоре надо исповедоваться. Это нормально притирание друг к другу. Но бывает совершенно четкое ощущение, что переборщил. И бывает, что человек приходит на исповедь и говорит: “Ругань с супругой”. Я не буду вступать с ним в полемику, потому что его совесть говорит о том, что эта ругань была грехом.
В какой момент ссора становится тяжким грехом — в тот момент, когда тарелки начинают лететь в окно или когда начинается рукоприкладство?
В каком случае исповедь бывает недействительной?
Исповедь недействительна в том случае, если сознательно и добровольно человек не исповедал тяжкого греха. А все остальные условия могут быть выполнены несовершенным образом: несовершенное сокрушение, решение исправиться может оказаться несовершенным, удовлетворение за грехи тоже. Когда мы получаем отпущение грехов, оно исцеляет также несовершенство нашей исповеди. Если Бог прощает нас, если отец прижимает к себе блудного сына, то тем самым он исцеляет несовершенство его покаяния и обращения. Иногда проблема в том, что мы не до конца верим в силу Таинства Покаяния.
Кто попадает в чистилище?
Чистилище — это сени неба. Это не какое-то среднее состояние, как нам иногда кажется. Когда мы размышляем об эсхатологии, надо быть осторожным, потому что, вероятно, все наши представления о вечности расходятся с реальностью. Учение Церкви говорит, что не существует трех состояний. А нам иногда кажется, что есть ад, где полная безнадежность, есть чистилище, где чуть лучше, и есть небо, где просто здорово. В своем “смирении” мы думаем о том, что в ад не хотим, в рай не годимся: “тогда будем стремиться в чистилище”. Чистилище — не какое-то среднее состояние, а преддверие неба. Наиболее правильным пониманием чистилища является дозревание. Богословы говорит о том, что души после смерти сами жаждут чистилища. Когда человек оказывается перед Богом, то видит, как несовершенна его любовь, его доверие Богу, и сам хочет очищения, чтобы любить Бога, как только возможно.
Мы можем помогать своей молитвой тем, кто находится в чистилище, чтобы они были полностью очищены. Есть предание, которое говорит о том, что чистилище — это некий мост, по которому мы идем на небо, а злые духи вешаются на человека и сдирают то, что принадлежит им. Для человека это боль и страдание, но ничто злое на небо не попадет. Есть радикальная разница между добром и злом. Ничто злое на небо не попадет, а граница между добром и злом проходит по нашему сердцу, и в этом наша драма: в нас есть еще много греха и слабости. То, что является грехом и злом, должно быть сорвано с человека. Мы все призваны к святости, и только святые могут видеть Бога лицом к лицу. С кофейными пятнами на хабите на небо не попадешь.
Мы призваны к святости, а не к кое-какой жизни. А сущность святости — в любви, на какую только у меня хватит сил. Любить Бога всем сердцем, изо всех своих сил, и любить ближнего, как самого себя. Все усилия духовной жизни заключаются не в том, чтобы избегать греха; прежде всего мы должны стремиться к тому, чтобы творить добро. И чем больше моя любовь, тем больше святость. Не знаю, кто попадает в чистилище, но без всякого сомнения Божий замысел в том, чтобы мы пошли сразу на небо, чтобы в час нашей смерти наша любовь и наша связь с Богом была так сильна, что мы сразу пойдем на небо, чтобы в нас не было привязанности ко греху. Если мы ступаем на путь взрослой христианской жизни, то со временем исповедуемся все в более легких грехах. На христианскую жизнь надо смотреть в перспективе созревания, процесса. Мы разрываемся между “уже” и “еще нет”. Но к моменту смерти должно наступить “уже”, чтобы без единого мгновения колебания я пошел на небо.
Как исповедоваться, если не видишь грехов?
Таинство Покаяния — это Таинство возрастания и созревания в вере. В связи с этим важно обратить внимание на то, что грех — это нечто конкретное — слово, мысль, дела, небрежение. Кроме материального греха есть склонность к греху, и есть что-то, что можно назвать пороком. Так построен человек, что через повторение каких-то поступков, он попадает в зависимость. Я часто встречаюсь с людьми, которые с помощью благодати Божией освободились от такой зависимости. Это возможно. В нашем жизни мы переживаем разные события. Бывают люди, которые попробовали буддизм, атеизм, грешную жизнь, а потом стали святыми. Во мне есть дурные наклонности, иногда мне удается удержаться и не согрешить. Например, раздражительность. Бывает, что я взорвусь на кого-нибудь. Бывает, сдержусь. И работаю над собой. Мне лично всегда есть в чем исповедоваться. Достаточно много этих конкретных вещей вылезает наружу.
Материя Таинства Покаяния — это грех. Чтобы совершилось Таинство, нужны грехи. Грехи и разрешительная молитва — это два аспекта исповеди. Если нет греха, то что прощать? Иногда исповедники говорят: “Исповедуйся в грехах, а не в своих чувствах и размышлениях”. Иногда человек приходит на исповедь и говорит: “Я бы хотел обсудить с вами такую проблему”… Конечно, необходима конкретность, но само осознание того, что мы грешники, уже хороший повод, чтобы приступить к Таинству Исповеди. Я предпочитаю исповедаться перед грехом, чем после него. Если чувствую, что как-то нехорошо, меня несет, что я или вот-вот что-то плохого натворю — выкину телевизор из рекреационного зала, чтобы снять напряжение, или пойду на исповедь, то предпочитаю пойти на исповедь, и Божия благодать помогает мне.
Но вместе с тем, хорошо, если на испытании совести окажется, что мне не в чем исповедоваться, и не надо придумывать себе грехов.
Как не отчаяться оттого, что от исповеди к исповеди говоришь одно и то же?
Надо помнить о том, что каждая исповедь — это моя единственная и неповторимая встреча со Христом. Каждая исповедь. Независимо от того, у того же священника исповедуюсь или нет, в тех же грехах, или в других. Каждая исповедь — особая встреча со Христом.
Я исповедуюсь не один десяток лет, я тот же самый человек, обусловленный тем же самым характером, темпераментом, конечно, с каждым годом старше, и, надеюсь, хотя в этом сомневаюсь, с каждым годом мудрее, с жизненным багажом. Исповедуюсь чаще всего в одних и тех же грехах, но они стали немного другими, чем были раньше. Совершенно нельзя отчаиваться, если я не вижу перемен. Священник, который меня исповедует в одних и тех же грехах, может быть немного этим утомлен, но исповедь — встреча не со священником, а со Христом.
С Таинством Покаяния связано умение прощать самому себе. Надеюсь, что у вас, как и у меня, исповедующегося человека, есть опыт того, что некоторые слабости, конкретные грехи, исчезли. Конечно, я стараюсь работать с помощью благодати Божией. В разных ситуациях появляются новые аспекты. Духовная жизнь очень динамична. Это что-то, что происходит между мной и Богом. Нас ведет Святой Дух. Мы в руках Гончара, и Он никогда не выпустит нас из Своих рук. Своими Божественными ладонями Он старается формировать нас, чтобы в конечном итоге мы были святыми и прекрасными. С тайной Божественного Гончара связана такая истина, что Бог не утомляется той глиной, которую держит в руках, даже если мы Ему мешаем.
Бог не утомлен миром и человеком, хотя мы сами часто устали от собственной жизни. Дети в песочнице делают куличи — не получилось, разрушить и начать заново. А Бог таков, что Он сотворил мир, и в какой-то момент мир пошел не в том направлении по воле человека. Можно было бы сказать: “Господи, разрушь этот мир и сотвори новый, получше. Человек Тебе не нравится — сотвори Себе нового, получше”. Бог этого не делает, а берет этот мир, который идет в плохом направлении, в Свои ладони, и формирует его таким образом, чтобы из этого мира получилось как можно больше добра. Он делает это через распятого Христа. Бог не разрушает нашу жизнь, даже если мы сходим на обочину, идем другим путем, Он все равно держит нас с Своих руках и пытается слепить что-то хорошее. Мой опыт таков, что я вижу, как чудесно люди дозревают до святости. Это невероятный опыт.
Наша жизнь — это тайна. Когда смотрим друг на друга, надо понимать, что это не просто Вася, Маша или Катя, а тайна. Невероятная тайна, как тайна и то, что в нас совершает Святой Дух. Наша жизнь гораздо больше, чем нам кажется в повседневности. Наше призвание гораздо больше. Тайна действия Бога в нас невообразима, и поэтому не надо отчаиваться, если с теми же самыми грехами мы приходим к тому же самому исповеднику, потому что Господь что-то делает, Он что-то совершает в нас. Важно и существенно, чтобы наша исповедь была искренней. Нам может хотеться что-то скрыть, но перед Богом не наденешь никакой маски.
Что такое совесть?
Совесть — это жизнь, и жизнь бессмертная. Это голос Бога, что-то, что несет в себе вечность. Его можно как-то заглушить, но нельзя убить. Я еще не встречал кого-то, кто окончательно убил свою совесть. В крайнем случае, он просто может не признаться в том, что совесть его осуждает. Господь Бог использует каждую щелку, чтобы через нее прийти со Своей благодатью. Если человек откроет Ему хоть уголок своей души, Бог обязательно придет. Он — сама кротость и мягкость. В Боге нет никакого насилия по отношению к человеку. Этой кротости и мягкости иногда не хватает Божиим служителям, но не Господу Богу. Поэтому Господь использует любую возможность, чтобы прикоснуться к человеку. Когда-то отец Бадени сказал о том, что желание Бога — это желание возлюбленного: как любой влюбленный хочет прикоснуться к любимой, так Бог хочет прикоснуться к душе человека. Он никогда не делает этого силой, потому что в любви нет насилия. Бог ждет, Он терпелив и мягок, позволяет человеку поблуждать, часто позволяет творить зло, чтобы в конце концов принять и простить. В Священном Писании народ называется неверной женой, а Господь постоянно ждет ее возвращения.
Священники ли придумали исповедь?
Нет, священники исповеди не придумали, потому что, если бы это зависело от священников, то исповедь бы сразу отменили, потому что исповедь — это очень тяжелый опыт, очень трудный опыт, открывающий нам нашу беспомощность. Ведь иногда священник принимает исповедь, сокрушение грешника, и не знает, что ответить. С другой стороны, исповедь — это опыт реального действия Бога, невероятной силы, которая открывается в этом Таинстве, настоящих обращений и чудес. Никогда не забуду одну из первых исповедей. Сразу после рукоположения в 1988 году меня направили в Познань, приор послал меня на вечернее дежурство в конфессионал. Была суббота. Народу не было. Вдруг пришла очень пожилая дама, встала на колени, плача, и говорит: “Преподобный отец! Стоит перед тобой великая грешница…” Я про себя подумал: “Да… истерика”. Но оказалось, нет. Она правда была великой грешницей, и вернулась к Господу, много-много лет живя без Него. Я не знал, что сказать. Мне было двадцать шесть лет, месяц назад меня рукоположили, я был абсолютно беспомощен. Сказал только: “Доверяйте Божьему милосердию. Бог есть любовь, и никогда нас не отвергает”. Дал ей епитимью, отпустил грехи, и дама, продолжая плакать, ушла, примиренная с Богом и счастливая. Это было чудом, которое я тогда увидел, и которое с тех пор вижу постоянно. Конфессионал — это место невероятных чудес.
Исповедуетесь ли вы сами?
Как и каждый священник, сам я тоже исповедуюсь, и если сейчас я священник и доминиканец и счастлив этим, то могу сказать, что меня сохранили четыре ценности:
— ежедневная молитва
— регулярная исповедь
— святое Причастие
— община
Если бы исчезло что-то одно, наверное, я бы пропал или в жизни случилось бы что-то нехорошее.
— Часть I
— Часть II
———————————-
Публикуется с разрешения автора, перевод и подготовка текста: Юлия Иванова
