В нашем храме есть удивительное место – крипта. Там проходят праздники и встречи, там пьют чай и общаются, там смотрят фильмы и спектакли, там говорят о Боге – и о людях.
Субботним вечером 11 мая подвал снова стал сценой, пустив в свои стены студентов Академии театральных искусств. В крипту пришел Исаак Бабель. Пришел, как и подобает ему, без пафоса, иронично, в напеве гармошки, напоив петербургский вечер ароматом одесской улицы. Пришел, чтобы вспомнить, прожить, понять: кто же это – писатель. Каково же это – писать? Писать, потому что иначе не можешь. Он отчаянно пишет и столь же отчаянно ищет. Слушателя. И кто тут обречен? Слушатель или он, уплативший 10 рублей проститутке в юношеской жажде любви, чтобы, прижавшись губами к ее коленям, понять: сейчас или никогда – вот он, первый раз… первый слушатель… и была для него та тифлисская ночь ночью любви. Как он скажет позже, потребность писать – это даже не физиологическая потребность, это свойство излишне большого ума и сердца.
Но каково же это – писать? Когда столько советчиков вокруг, когда окружающие не то чтобы критикуют… да нет, они со всей откровенностью говорят, что думают о его «литературе». И отчаянно, со звуком рвущейся бумаги, вызывает он своих героев, каждому доверяя свой голос и право на миг стать Бабелем, посмотреть зрителю пристально в глаза. Это клубок, который не нужно распутывать, пытаясь отделить героя от автора, а в толпе на сцене – того единственного, истинного Бабеля, который должен, вроде как, быть. Но перед нами не иллюстрация рассказов Бабеля. Это его размышление, диалог с собой, со своими воспоминаниями, со своими героями. И потому любой из них может оказаться автором. Лаконичное и точное, ироничное – и самоироничное – заставляющее нас не смеяться даже, а хохотать – и тут же делающее паузу, когда сердце начинает щемить от тоски во взгляде проститутки, полюбившей еврея, — чтобы снова, не заигрывая с лирическими настроениями, хохотом наполнились стены. Это почти фарс (или даже не почти?), застывающий вдруг, когда Бабель (или его герой?) вдруг спокойно и грустно посмотрит на нас. И возникает тонкая нить, связывающая зрителя с автором, нить доверия, понимания. Потому не удивляет последний монолог Бабеля. Да, переехав из Одессы в Москву, он больше практически ничего не написал. Он искал. Искал язык, который будет точным и емким, искал слова. Он перестал быть отчаянным. Стал спокойным и… скучным, длинным, нудным, банальным… — его герои сами скажут это автору. А Бабель… Он считал, что надо быть первым цензором для себя. Первым. А не потом. И этот первый цензор не пропустит то, что он написал потом, когда безумство любви ушло. Или его прогнали критики-доброжелатели? Указывающие лучший путь?
Этот короткий, всего часовой, спектакль заканчивается кадрами открытия в Одессе памятника Исааку Бабелю. Проекция на стене, плоская и чужеродная, сменяется залихватским еврейским танцем под гармошку. Потому что Бабель и его герои живее и естественнее, ближе и понятнее, чем кусок металла.
Пойду-ка я, перечитаю рассказы Бабеля.
Нет, подождите!!!
Я же ничего не рассказала вам о Горьком, выделывающем балетные па, о Бене Крике с его милым одесским акцентом, о… Но, знаете, это был действительно хороший спектакль, если в моих размышлениях они ушли в тень, оставив меня наедине с автором. Фарс, юмор, наш общий смех не были самоцелью. Скорее, способом передать мироощущение (и самоощущение) Бабеля. Потому я и не стану об этом писать. Просто, если вы увидите афишу, на которой будет напечатано: «Бабель. Рассказы», режиссер Дмитрий Турков. В спектакле заняты студенты Санкт-Петербургской государственной академии театральных искусств: Юстина Вонщик, Алевтина Полосина, Филипп Ершов, Никита Васильев, Анна Блинова, Ксения Разина, Кристина Багдасарян, Антон Филипенко, Николай Горлов, ВладимирДорохин… (думаете, длинно получилось? — но простая благодарность за совместно прожитый час вынуждает меня перечислить всех), — идите на этот спектакль. Осмелюсь думать, что вы не пожалеете.
Текст и фото: Надежда Бакина
Больше фотографий – в альбоме по ссылке
