3. Novus Ordo/ Новый порядок
Новое рождение рассказывает о происхождении нашего спасения, но это — лишь часть радости праздника. На самом деле эта радость не относится только к происхождению спасения, но к его осуществлению. Святой Лев здесь переходит от понятия о Новом Рождении, nova nativitas к понятию о Новом Порядке, novus ordo. Речь идет здесь о том, Кем является Тот, Кто сегодня рождается и в этом особое чуде.
Я уже упомянул, что эпоха Льва Великого связана с началом споров о природе Христа внутри Церкви. Несторий учил, что тот человек, которого звали Христос, был лишь в моральном плане связан с вечным Словом Отца, а онтологического единства между Богом и человеком не было. За 10 лет до первого рождественского Слова святого Льва Нестория осудил Эфесский собор. В свою очередь, Евтихий после этого собора заявил, что человеческий образ Христа был не подлинным, а только видимостью, за которой скрывалось подлинное Слово Божье. Во вступлении я упомянул, что послание к Флавиану, которое Лев написал в 449 году, оказало значительное влияние на Халкидонский собор 451 года.
Поскольку рождественские Слова и Послания были написаны почти одновременно, не стоит удивляться тому, что по содержанию они во многом перекликаются. Богословие Послания исходит из духовных воззрений, которые отражаются в Словах и наоборот, духовность Слов насквозь пропитана высоким и сложным богословием, которое выражается в Послании. На уровне философии ясно, что противоположные ереси Нестория и Евтихия имеют один и тот же исходный пункт: как можно представить себе тесное взаимодействие двойной природы Христа в то время, когда ни малейшее смешение между ними недопустимо. Евтихий предложил отказаться от подлинной человеческой природы, в то время как Несторий учил, что эти две природы не составляют истинного целого. В своих Словах, как и в Посланиях, святой Лев идет прямо к сути проблемы. Он учит, что взаимодействие двух истинных природ не предполагает ни малейшего смешения между ними.
Ибо Бог — Сын Божий, Единородный Вечному и Нерожденному Отцу, всегда оставаясь в образе Бога (Флп.2:6), а неизменностью и вневременностью не отличаясь от Отца, без умаления Своего величия принял образ раба (Флп.2:7); в Себе нас возвысил и не уронил Себя в нас. Поэтому обе природы, оставаясь неизменными в своих свойствах, сошлись в такое соединение, что все, принадлежащее Богу, не было отделено от человеческой природы, а все, принадлежащее человеку, не было разобщено с Божеством.
Тот факт, что обе природы соединяются в одном существе, не означает, что возникает некая 3-я природа, которая являлась бы смесью Божественной и человеческой. Природы не смешиваются во Христе – они сосуществуют.
Итак, возлюбленные, обладая истинной опорой среди опасностей и лжи и будучи просвещены не словами человеческой мудрости (1Кор.2,4), а учением Святого Духа, мы верим в то, что познали, и проповедуем то, во что верим, (Пс.115,10; 1Кор.15,11), а именно: что Сын Божий, прежде веков рожденный от Отца и совечный Ему в равенстве непреходящим и единосущным, пришел в наш мiр из чрева избранной для этого милосердного Таинства Девы, в Которой и из Которой Премудрость устроила Себе обитель (Прит.9,1), а также что присущее Слову неизменное Божество облеклось в рабский образ (Флп.2,7), в подобие греховной плоти (Рим.8,3), но при этом сохранило ничуть не меньшую славу, чем Отец и Святой Дух (Ин.1,1; 1,14), ибо [принятая Словом человеческая] природа не привела к умалению или искажению высшей и вечной сущности.
Полнота каждого естества не терпит ущерба от сосуществования с другим, вопреки убеждениям Евтихия. Вместе с тем это мирное сосуществование не обозначает, что во Христе нет единства, как полагал Несторий. Единство во Христе связано с неповторимостью личности, persona или ипостаси. Это единство и является точкой соприкосновения двух подлинных природ. В единой личности божественная и человеческая природы обмениваются свойствами, при этом не смешиваясь друг с другом:
Таким образом, поскольку не повреждены свойства обеих природ, в одном Лице соединившихся, то величие воспринимает уничижение, сила — немощь, бессмертие — смертность, ради нашего искупления бесстрастная природа соединяется с природой, подверженной страданию, и Истинный Бог и истинный человек сочетаются в едином Господе Иисусе Христе так, что Он, единственный Посредник между Богом и людьми (1Тим.2,5), дабы исцелить нас, мог умереть как человек и воскреснуть как Бог.
Почему же бессмертие Бога не исчезает, не «умирает», воспринимая смертную природу? И наоборот, как смертная природа не делается бессмертной, став жилищем Бога? Это происходит от того, что не бессмертная природа как таковая рождается от святой Девы, а Тот, кто является бессмертным в качестве вечного Слова. И наоборот, не смертная природа, как таковая, побеждает смерть в момент воскресения, а Тот, кто рождается истинным человеком от святой Девы. Празднуя рождество Христово, мы празднуем явление в мир Личности, которая совмещает в Себе несовместимое, соединяет несоединимое. Речь идет не только об умозрении: от этой Истины зависит наше спасение. В этом раскрывается спасительный промысел и домостроительство(oikonomia) Божие.
Оправдание людей стало возможным лишь потому, что Единородный Богу сподобился стать Сыном Человеческим, то есть Единородный (имеющий ту же сущность) Отцу Бог также стал истинным человеком, единосущным по плоти Матери. Итак, возрадуемся, ибо мы можем спастись только посредством обеих сущностей, ни в чем не отделяя видимое от невидимого, плотское от бестелесного, страстное от бесстрастного, ощутимое от неосязаемого, образ раба от образа Бога. И хотя одна [сущность] покоится в вечности, а другая возникла во времени, однако они сошлись в такое единство, что их нельзя ни разделить, ни уничтожить,
Одна природа не смогла бы действовать на другую, если бы она не была соединена с ней. Вместе с тем это взаимодействие не было бы спасительным, если бы обе природы не остались сами собою при этом соединении.
Ибо, если бы Он не был истинный Бог, то не даровал бы нам искупления, а если бы не был истинный человек, то не преподал бы нам примера. Поэтому, когда рождается Господь, ликующими Ангелами воспевается: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк.2,14).
Нет взаимодействия, пока нет контакта, но когда контакт становится слиянием, уже не может происходить взаимодействие. Если бы природа Бога не осталась неизменной в соединении с человеческой, она не могла бы быть источником сверхъестественного лекарства от искушения, и наоборот, если бы человеческая природа изменилась после контакта с божественной, то она перестала бы быть нашей природой и не смогла бы служить каналом Божественной благодати. Христос становится для нас Образом именно потому, что разделяет с нами все наши слабости, которые ведут к греху, но поскольку он не поддавался греху, сила благодати, исходящей от Его Божественной природы, может изливаться на нас. Празднуя Рождество Христово, мы празднуем ту новую реальность, в самой структуре которой, или в порядке которой, заложено наше спасение. Радость этого праздника — это изумление сердца, благодарность ума перед промыслом Божией Любви, отражающемся в совершенно новой и неповторимой реальности.
Вам, возлюбленные, конечно [хорошо] известно и вы часто слышали о Таинстве сегодняшнего торжества. Как здоровым глазам [всегда] приносит удовольствие видимый свет, так и чистым сердцам дарует вечную радость Рождество Спасителя, о котором нам не следует умалчивать, даже если мы не можем объяснить его как подобает.
Итак, рождественская радость, согласно святому Льву, относится не к вечному происхождению Слова или не только к нему, а преимущественно к земному происхождению этого самого Слова в образе человека.
Ибо мы стремимся постичь [следуя изречению: …род Его кто изъяснит?(Ис.53,8)] не только Таинство, в котором Сын Божий совечен Отцу, но также и Рождение, в котором Слово стало плотию (Ин.1,14).
Мы опять сталкиваемся с человеческим аспектом таинства спасения, столь характерным для западной духовности. Вспоминаются бесчисленные изображения Мадонны с Младенцем эпохи итальянского Возрождения. И вместе с этим сразу же возникает бесконечное недоумение православных верующих, от самых простых людей до великих мыслителей: нет ли какого-нибудь богохульства в том, что бы придавать столько значения плоти, времени и пространству, человеческой психологии, словно нет места другому духовному, вечному измерению?
Рождественские Слова святого Льва нам дают понять, что за этим подходом стоит. Речь идет об описании события, соединяющего скрытым образом плотскую реальность и вечную жизнь триипостасного Бога. Православная традиция иконописи представляет ослепительное проявление вечной жизни в земном элементе, изменяющее или скрывающее все черты знакомого нам естественного мира. Западное религиозное искусство поступает наоборот: в якобы повседневных предметах, знакомых пейзажах, обыкновенных человеческих отношениях, это искусство показывает источник благодати, который скрытым образом таится в них. На самом деле, вся духовность нашего праздника укореняется в этом восприятии, как это становится очевидным из слов Льва Великого. Я бы хотел развить эту мысль в качестве заключения. Это мой четвертый и последний пункт.
Продолжение следует
о. Антуан Леви, ОР
