Душа Иисуса возмутилась, потому что пришел час, когда зерно должно пасть в землю и умереть. Пришел час, когда Сын Человеческий должен быть вознесен на кресте.
Человеческая природа с трудом принимает смерть. В смерти, так же, как в страдании и боли, нет ничего хорошего. В них нет ничего, что человек мог бы выбрать как добро.
Но их можно выбрать как путь к добру. Если это необходимо.
Иисус знает, что зерно должно пасть в землю и умереть, чтобы принести плод. И знает, что должен быть вознесен, чтобы всех привлечь к себе. Он также знает, что этот путь через унижение и смерть является одновременно путем прославления. «Пришел час прославиться Сыну Человеческому». И это также час прославления Отца.
Но нужно ли все это? Необходимо ли? Нет ли другого пути? Бог стал человеком, человеком настоящим и полноценным, способным задавать вопросы и тревожиться перед лицом страдания. Через несколько дней эта тревога и вопросы найдут выражение в молитве: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф 26, 39).
Иисус знает, откуда и зачем пришел. Он знает, куда идет, и идет с решимостью. Его страдание и смерть не будут результатом несчастного случая, стечения обстоятельств или решения, принятого кем-то другим, кроме Его самого, в полном соединении Его воли с волей Отца. «Я сам отдаю жизнь» (см. Ин 10, 18).
Но как раз эта решимость, эта власть, ведет к тревоге. Нечего тревожиться тому, на кого несчастье сваливается без участия его воли. Можно его принять в молчании, можно протестовать, можно попытаться осмыслить. Но нет тревоги, присущей сознательному выбору того, что само по себе страшно, и чего можно избежать.
Так стоит ли? В чем будет слава? Нужно ли Богу прославление? Надо ли тянуть человечество к себе, возносить и возвышать его?
Если в Гефсимании сатана искушал Христа, то, наверняка, обратил Его внимание на неблагодарность людей. Зачем тянуть их к себе, если они этого не хотят, если до конца света будут протестовать?
Ответ мы знаем, даже если нам трудно его понять. Тревога Христа не обозначает сомнения относительно цели.
Отец прославится. Но как сказал святой Ириней Лионский: «Слава Божия есть человек живущий, а жизнь человека есть видение Бога». Отец прославится, а человек получит участие в Его славе, в Его жизни. Бог возрадуется, глядя на свое исцеленное творение, как возрадовался, смотря на него в первый раз, когда увидел все, что создал, «и вот хорошо весьма». (Быт 1, 31).
Надо было Христу упасть, как зерну, надо было быть вознесенным, потому, что человек упал, и надо было его поднять.
Нельзя было оставить лежащего, лишенного славы, лишенного видения Бога.
Почему нельзя? Потому что Бог есть любовь. Он сотворил человека из любви и из любви пришел нас спасти. Эта любовь никогда нас не оставит, никогда не станет меньше, слабее. Таков наш Бог, таков наш Спаситель, а путь исцеления избран так, чтобы самый простой человек мог его понять и довериться Богу.
Итак, после всех «почему, зачем, стоит ли?» ответ оказывается очень простым. Для многих, наверное, слишком простым, или, еще хуже, банальным.
То, что Бог нас любит, мы уже слышали. Возможно даже, эта тема нас раздражает.
Да, эти два слова, поставленные рядом, могут раздражать особо: Бог и любовь. Почему? Потому что рядом мы сразу видим другие два слова: Христос и любовь, крест и любовь.
Даже ученикам было сложно понять, почему нельзя просто победить, как побеждают цари, вожди. Это видно и в сегодняшнем отрывке Евангелия. Еще лучше будет видно, если посмотреть на контекст. Эллины хотят видеть Христа. Ничего странного – Он как раз вошел в Иерусалим как победитель, как Царь Израилев. И народ, который Его приветствовал, не соглашается (как в свое время Петр), слыша, что должен быть вознесен на кресте – ведь «Христос пребывает вовек» (Ин 12,34).
Иисус, приближаясь к часу своей смерти, остается один. Его не понимают. Не понимают Его любовь.
Понятен же или нет путь любви? Притягивает любовь или раздражает?
Я уверен, что понятен. Поскольку все видно. Видно, что в этой жизни страдание и крест связаны с любовью. Не потому, что такова природа любви (в вечности будет любовь, и не будет страдания) а потому, что наш эгоизм ужасно страдает, когда мы делаем добро в той мере, в какой оно нужно другому человеку, а не как это удобно для нас. Мы любим делать добро – но так, чтобы особенно не пострадать от этого, не отдать другому слишком много.
И поэтому Иисус, особенно Иисус страдающий, распятый на кресте, в отличие от Иисуса, ведущего диалог с грешниками, многих сегодня раздражает. Он напоминает то, о чем хочется забыть.
Но забывать не стоит. Если не хотеть любви, с которой связан крест, не получится никакой любви. Ища быстрого счастья, можно незаметно пройти мимо счастья настоящего и остаться с пустыми руками.
Потом человек ищет адреналин, чтобы не умереть от скуки и ощущения пустоты: придется прыгать с тарзанки в пропасть.
Но лучше довериться Богу, чем тросу, и прыгнуть в любовь по Его замыслу. В этом случае адреналин тоже гарантирован.
Вместо того, чтобы бояться любви, бояться ответственности за другого человека, бояться лишней открытости и всего, что мы любим называть наивностью (и что называется жертвенностью), нам надо принять приглашение Иисуса и пойти по пути, по которому пошел Он.
Он прошел через тревогу, а, значит, и нас безопасно проведет через тревогу.
Он прошел через одиночество, и нас проведет через непонимание со стороны людей.
Он не обиделся на нашу неблагодарность, и нас научит не ждать аплодисментов за сделанное добро.
Он прошел через смерть, и с Ним мы не умрем. А значит, если наша любовь будет такой, как его, то она также не закончится. А ведь это наша глубочайшая мечта.
Пасхальная тайна с ее парадоксами имеет силу всегда преображать нашу повседневную жизнь, наши отношения с близкими, наш взгляд на тех, кого считаем врагом; она может нас утешить, укрепить, привести к добру.
Все мы хотим любить и быть любимыми. Смотря на крест, размышляя о страдании Спасителя, можно научиться первому и убедиться во втором.
Войчех Делик ОР (Рим, Италия)