Тот, кто казался в детстве положительным и достойным уважения, сейчас воспринимается как, в лучшем случае, личность неоднозначная. И, наоборот, Мальчиш-плохиш представляется вполне себе понятным персонажем. Одной из книг не пережившей переоценку ценностей стала некогда популярная «Швамбрания». «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля.
С позиции много знающего читателя начала XXI века это произведение может показаться чересчур пафосным. Нам уже не понять, почему гимназисты так рьяно боролись со своим начальством или почему люди с таким ужасом воспринимали известие о смерти Ленина. Нам уже не понять то поколение советских людей, которое со всей искренностью читало стихи Павла Когана:
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
Вероятно, именно поэтому мы не перечитываем Кассиля и Гайдара. И, может быть, именно поэтому не извлекаем правильных уроков из прошлого.
«Кондуит и Швамбрания» книга неоднозначная. В наши дни появилось несколько публикаций, ругающих Кассиля за неискренность и излишнее воспевание большевиков, но нас будут интересовать не его отношения с советской властью, а взгляд на религию. Кассиль затрагивает эту тему всего несколько раз: в «Кондуите» в главе «Бог и Оська» и в «Швамбрании», когда рассказывается о гимназических молебнах и описывается попытка вернуть в гимназию старорежимные порядки. В первом случае перед нами просто смешная история. Два же других рассказа представляют религию как некое оружие, с помощью которого можно достигнуть поставленных целей. Однако, давайте по порядку.
Лев Абрамович Кассиль родился в 1905 году в г. Покровске (г. Энгельс) в семье врача Абрама Григорьевича Кассиля. Его отец, выпускник Казанского университета, перебрался в этот небольшой городок в самом начале XX века и навсегда оставил след в его истории. Он был не просто врачом в больнице, как это описывается в книге. Абрама Григорьевича называли «бабий бог». Это был самый известный в округе акушер-гинеколог. Даже свадебные картежи останавливались у его дома, чтобы выказать свое уважение. В последствие его домработница рассказывала, что многие женщины уже в послереволюционные годы специально дотягивали до последнего, чтобы не ехать в больницу и приезжали рожать к замечательному врачу прямо домой. Многие жители Энгельса увидели свет у него в кабинете. Когда спустя много лет в городе появилась улица Кассиля, старожилы недоумевали, в честь кого она названа, отца или сына.
Мать Льва Кассиля, Анна Иосифовна, получила по тем временам прекрасное образование. Она была дочерью купца второй гильдии, окончила гимназию, свободно владела французским языком и зарабатывала на жизнь уроками музыки. Соседи Кассилей говорили, что детство Левы и Оси было «положено на музыку».
Как и многие просвещенные люди того времени, родители Кассиля сочувствовали левым настроениям. Вплоть до того, что у них дома устраивались собрания и сходки. Во время одной из таких сходок и появился на свет будущий писатель. Лев Абрамович так описывает это событие: «Из Саратова приехал агитатор — студент-агроном. А чтобы полицию не тревожило такое необычное скопление на частной квартире, околоточному сообщили, что у нас отмечается годовщина Полтавского боя. Дело в том, что по старому численнику в этот день, 27 июня, полагалось благодарственное молебствие в память победы Петра Первого над шведами под Полтавой. Поэтому, когда к открытым из-за жары окнам гостиной подплывала снаружи распаренная физиономия городового, мама спешила сесть за рояль и наигрывала что-то чрезвычайно воинственное, а студент-агроном мелодекламировал в окно: «Выходит Петр. Его глаза сияют. Лик его ужасен…»
Настороженный городовой за окном приостанавливался.
«Движенья быстры. Он прекрасен!» — спешил продолжить студент, и успокоенный городовой проходил дальше.
Но к вечеру в гостиной начались распри. Эсдеки поссорились с эсерами. Шум поднялся уже совершенно не конспиративный. Напрасно папа, пытаясь заменить студента, по уши погрязшего в споре, читал в окно: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром…» В смятении он сбился с Полтавской баталии на Бородинское сражение. Мама очень разволновалась. Гости, заметив это, стали поспешно покидать квартиру.
И я родился…»
Через три года на свет появился младший брат Иосиф. Замечательный вундеркинд Оська, путающий слова и задающий смешные вопросы. Мало кто знает, что этому талантливому человеку не удалось дожить и до 30 лет. Иосиф Абрамович, доцент Института механизации сельского хозяйства, заведующий литературным отделом саратовской газеты «Коммунист», секретарем областного отделения Союза писателей, позволил себе написать крамольную по тем временам повесть «Крутые ступени», в которой критиковал существующий в стране режим и лично товарища Сталина. Реакция властей была моментальной. В 37-м Оську арестовали, а в первых числах 38-го расстреляли. Молодой человек прошел через все ужасы сталинских застенков. Из воспоминаний Лидии Гинзбург (матери Василия Аксенова) мы знаем, что перекрытия в саратовской тюрьме были настолько тонкими, что можно было услышать, что происходит в соседней камере. Одна из знакомых Кассилей, оказавшаяся в это же время в заключении, слышала как избитого до полусмерти Иосифа приносили с допросов. Семья узнала о судьбе младшего Кассиля только в 50-е годы, когда пришли документы о реабилитации. Жена Иосифа долгое время считала, что он находиться где-то под Норильском. Впрочем, особых сведений она не имела, т.к. и сама была отправлена в лагеря на восемь лет за то, что отказалась отречься от мужа и признать его отъявленным троцкистом. Их дочь Наташа, о которой упоминается на последних страницах книги, сначала оказалась в детском приемнике. Оттуда ее забрала сестра матери. Кассиль тайком помогал своей племяннице, хотя по тем временам было бы вполне нормальным, если бы он навсегда забыл о ее существовании.
Самого Льва Кассиля судьба миловала. Его жизнь была интересной и насыщенной. В литературу он пришел благодаря Маяковскому, который даже сочинил про него короткий экспромт:
Мы пахали, мы косили,
Мы нахалы, мы Кассили.
Детским писателем стал благодаря Маршаку. Много путешествовал, многими вещами увлекался. Обожал встречаться с детьми и дети обожали его. Как вспоминала многолетний друг писателя Агния Барто, Кассиль мог найти общий язык с любой детской аудиторией, насмешить и заинтересовать ее.
«И помню, как дети просили:
«Вы к нам пригласите Кассиля».
И каждый мальчишка осилил
Известный швамбранский язык…
— Кассиля! — Кассиля! — Кассиля! –
Я слышу ликующий крик», — напишет Барто о нем.
Конечно, репрессии 37-го года не миновали и его. Брата «врага народа» отстранили от руководства журналом «Мурзилка». Он ждал ареста. По воспоминаниям жены Льва Абрамовича каждую ночь он присушивался к шагам на лестнице. Кто-то поднимается… Если больше 17 ступенек, значит не к нему. Но с Кассилем в действие вступила изуверская логика того времени. Один брат в тюрьме, расстрелян, а другой на пике славы и благополучия. Так же поступили с братьями Вавиловыми…
О своей жизни Кассиль написал так: «Я много ездил, летал, плавал, путешествуя с корреспондентским билетом “Известий” по родной земле и за ее пределами. Жил в пограничном колхозе бывших кавалеристов Котовского. Летал встречать в воздухе “Цеппелин”. Участвовал в большом походе советских глиссеров, в испытательных перелетах новых самолетов и дирижаблей, на одном из которых чуть не погиб, когда мы заблудились в тумане и едва не запутались над Окой в высоковольтной сети…
Встречал на аэродроме Димитрова, вырванного из фашистского застенка после знаменитого Лейпцигского процесса. Спускался в первые шахты строившегося московского метро. Дни и ночи торчал на аэродроме, где готовился старт первого советского стратостата.
Гостил в Калуге у Циолковского, с которым переписывался потом до последнего дня его жизни… Провожал в исторический полет Чкалова. Первым встречал на границе прославленного ледового комиссара О. Ю. Шмидта, вырвавшегося из ледового плена. Плавал по только что открытому Беломорско-Балтийскому каналу. Вместе со сборной командой СССР ездил на футбольные состязания в Турцию и на обратном пути угодил в кораблекрушение, когда наш пароход штормом выбросило на мель у румынского мыса Мидия… В составе экипажа теплохода “Комсомол”, вскоре потопленного крейсером “Канариас”, плавал в Испанию во время нападения франкистов на Испанскую народную республику. В Москве искал уличные объявления о продаже вещей и ходил по указанным в них адресам, чтобы подсмотреть жизнь “с изнанки…”».
А еще Кассиль был страстным болельщиком. Говорят, именно он придумал кричать «шайбу, шайбу». Его книга «Вратарь республики» была невероятно популярна. Существует предание, что именно она повлияла на выбор жизненного пути Львом Яшиным. Кстати, в этой книге есть эпизод про сборную Ватикана по футболу, тренер которой пытается пригласить к себе советского голкипера.
Лев Кассиль даже умер после просмотра футбольного матча. Его сердца не выдержало разгромного проигрыша его любимой сборной Италии на чемпионате мира 1970 года.
Кассиль был советским писателем до мозга костей, поэтому даже в его воспоминаниях вопросы, связанные с религией имеют несколько анекдотический оттенок.
«Однажды я оставил его одного играть в Народном саду. Оська нечаянно забросил мяч в клумбу. Он попробовал достать мячик, помял цветы и, увидя дощечку “Траву не мять”, испугался.
Тогда он решил обратиться к посторонней помощи.
В глубине аллеи, спиной к Оське, сидела высокая черная дама. Из-под соломенной шляпы ниспадали на плечи длинные кудри.
— Мой мяч упрыгнул, где “Цветы не рвать”, — сказал Оська в спину даме.
Дама обернулась, и Оська с ужасом заметил, что у нее была густая борода. И Оська забыл про мяч.
— Тетя! — спросил он. — Тетя, а зачем на вас борода?
— Да разве я тетя? — ласковым баском сказала дама. — Да я ж священник.
— Освещенник? — недоверчиво сказал Оська. — А юбка зачем? — И он представил себе, как неудобно, должно быть, в такой длинной юбке лазить на фонари, чтобы освещать улицы.
— Сие не юбка, — отвечал поп, — а ряса зовется. Облачен согласно сану. Батюшка я, понял?
— Сейчас, — сказал Оська, вспоминая что-то. — Вы батюшка, а есть еще матушка. В граммофоне есть такая музыка. Батюшки-матушки…
— Ох ты, забавник! — засмеялся поп. — Некрещеный, что ли? Отец-то твой кто? Папа?.. Ах, доктор… Так, так… Понятно… Про бога-то знаешь?
— Знаю, — отвечал Оська. — Бог — это на кухне у Аннушки висит… в углу. Христос Воскрес его фамилия…
— Бог везде, — строго и наставительно сказал священник, — дома, и в поле, и в саду — везде. Вот мы сейчас с тобой толкуем, а господь бог нас слышит…
Он ежечасно с нами.
Оська посмотрел кругом, но бога не увидел. Оська решил, что поп играет с ним в какую-то новую игру.
— А бог взаправду или как будто? — спросил он.
— Ну поразмысли ты, — сказал поп. — Ну кто это все сделал? — спросил он, указывая на цветы.
— Честное слово, правда, это не я! Так было, — испугался Оська, думая, что поп заметил помятые цветы.
— Бог все это создал, — продолжал священник.
А Оська подумал: “Ладно, пусть думает, что бог, — мне лучше”.
— И тебя самого бог произвел, — говорил поп.
— Неправда! — сказал Оська. — Меня мама!
— А маму кто?
— Ее мама, бабушка!
— А самую первую маму?
— Сама вышла, — сказал Оська, с которым мы уже читали “Первую естественную историю”, — понемножку из обезьянки.
— Уф! — сказал вспотевший поп. — Безобразие, беззаконное воспитание, разврат младенчества!
И он ушел, пыля рясой. Оська подробно передал мне весь свой диспут с попом.
— Такой смешной весь! — вспоминал Оська. — Сам в юбке, а борода!
Семья у нас была почти безбожная. Папа говорил, что бог вряд ли есть, а мама говорила, что бог — это природа, но может наказать. Бог возник когда-то из ночных причитаний няньки, потом он вошел в квартиру через неплотно закрытую дверь из кухни. Бог в нашем представлении состоял из лампадки, благовеста и аппетитного святого духа, который шел от свежих куличей. А иногда он представлял какую-то далекую и сердитую силу, которая гремела на небе и следила за тем, грешно или не грешно показывать язык маме. В книге “Моя первая священная история” была картинка: бог сидел на дыме и сотворял весь мир на первой странице. Но первая же книжка по естествознанию развеяла дым. Богу больше не на чем было сидеть».
Эта забавная история вполне могла произойти и в наши дни. Не смотря на то, что по телевизору все чаще можно увидеть священнослужителей, вопросы религии проходят мимо значительной части детей. Эти темы редко обсуждаются в семье и еще реже в школе. В начале XX века проблему религиозного просвещения решали просто – Закон Божий в школах и постоянные молебны, призванные усилить веру в царя и отечество молодого поколения. О результатах этой активной работы можно прочитать в том числе и у Кассиля. Дети воспринимают религию, богослужения как часть некой пропагандисткой системы. Им неинтересно. Они с трудом отстаивают в духоте все эти нудные молебны и даже немного завидуют тому, кто потерял сознание и был вынесен на воздух, на свободу. Вера становиться орудием борьбы и сопротивления. Когда Биндюг (сын зажиточного хуторянина, хозяйство которого превратили в коммуну) и его товарищи пытаются вернуть гимназию к старым порядкам, они начинают с того, что заставляют дежурного читать молитву перед началом занятия. Для них звучащие слова не играют никакой роли, это своего рода манифест неповиновения.
Леля и Оська только кажутся детьми прошлого века. Игры, в которые они играют, и вопросы, которые они задают, не потеряли актуальности и в наши дни. Современные дети точно также ищут свою Швамбранию, «землю обетования», где приключения, как в «Пиратах Карибского моря» и справедливое мироустройство как в Долине фей. Их выдумки также зеркально отражают окружающую их действительность, как и у героев Кассиля. Каждый из нас ищет и создает свою Швамбранию.
Дети из семьи покровского врача легко нашли бы общий язык с детьми начала XXI века. И даже более того, растворились бы среди своих сверстников. В том числе и в вопросах касающихся веры и религии. С одной лишь разницей, что наши маленькие современники – это еще терра инкогнита и богатое поле для миссионерской деятельности. В то время как Леля и Оська получили уже хорошую прививку от любого преподавания православной культуры в школе. Для них атмосфера церкви не несет в себе некой тайны, а потому не вызывает интереса. Вера – это, в лучшем случае, школьная дисциплина со своими колами и двойками… И в след за героем мультсериала «Смешарики» Крошем на довод о том, что множество людей положили за нее свои жизни, они спокойно ответят: «ну, а это уж совсем не доказательство!»
Мы вновь проходим по кругу, повторяя опыт наших предшественников, преподававших в школах Закон Божий и выстраивающих школьников по линейке в гимназической часовне. Но, может быть, стоит снять с полки старые некогда любимые книги и просмотреть их хотя бы наискосок. Может, удастся не повторить ошибок? При чем не только в вопросах религии…
Анна Гольдина
